АПОЛОГИЯ ГИНЕКОКРАТИИ

– И ты начал ее посвящение и бессилен продолжать. Я это знаю. Ты мог наполнить ее сон чудными видениями, ты вызвал лучших сынов воздуха и приказал им убаюкивать ее сон, но ее душа не слушает их, она возвращается на землю и уклоняется от их влияния. Почему? Слепец, разве ты не видишь? Потому что в ее душе все любовь. Нет никакой соединяющей страсти, которая привязывала бы ее к мирам, с которыми ты хочешь познакомить ее с помощью твоих таинственных чар. Эти вещи привлекательны только для ума. Что имеют они общего с земной страстью, с надеждой, которая сама поднимается к небу?

Эдвард Бульвер-Литтон, "Занони".

Живем ли мы в гинекократическом обществе? Такой вопрос задал Юлиус Эвола в 1936 году на страницах итальянского журнала. Эволу вдохновила на написание буря, пронесшаяся по интеллектуальной Европе с осмыслением наследия швейцарского ученого Иоганна Якоба Бахофена. Тезисы, которые сформулировал Бахофен, исходя из многолетнего и усердного изучения мифологии и религии древних народов не смогли оставить в стороне "последнего рыцаря Европы".

Бахофен устанавливает изначальное существование матриархата: в "золотом веке" половые связи были не ограниченны, установление отцовства было крайне затруднительно, поэтому ребенок определялся по "материнскому праву". Отсюда – уважение к женщине и, как следствие, высокое ее положение. Более того, продолжает Бахофен, переход к созданию так называемой "семьи" в современном смысле означал упадок древнего общества, нарушение религиозных устоев, так как "мужчина один вступал в контакт с одною же женщиной, тем самим узурпировав право на нее от других мужчин".

Примерно в это же время немецко-фризский ученый, первый шеф Аненербе, Герман Вирт пишет очень серьезные исследования на достоверность "Хроники Ура-Линда", якобы древнейшей мифологической рукописи, в которой указано, что власть в древности принадлежала так называемым "белым матушкам", weisse frau. И что такие черты как экспансия, завоевание не отличали древнее общество, а были привнесены извне "варварским субстратом".

Эвола на фронте

Итальянскую кшатрийскую экспрессию Эволы глубоко задели два этих исследователя, а вкупе с обретающими популярность феминистскими идеями, мыслитель посчитал необходимым встать на защиту "мужского" на страницах своего журнала. Доарийскому культу Матери Эвола противопоставляет греческий "апполонизм" и его предельную концентрацию в мужском римском обществе. В присущей итальянцу пафосной манере Эвола обращает внимание на современность, просит просто взглянуть на лица людей, в которых не осталось ничего мужского, а лишь беспардонная теллурическая витальность. Как и другие фрустрированные записи Эволы (см. "Языческий империализм"), статья не представляет ни весомого аргумента в пользу мужчин, ни интереса сама по себе.

И все-таки. Что стоит за "мизогинией" Эволы, Ницше, Вайнингера? Когда мы читаем у последнего "... женщина настолько грязна, что не может быть матерью, а только шлюхой", когда Ницше просит захватить с собой плетку, прежде чем пойти к женщине, что за этим следует видеть? С чем связана эта ненависть, презрение, а в лучшем случае, предупреждение? К сожалению великие мыслители не стали углубляться в женскую тему. Подобно поэтам они лишь воспевали мужское, но воспевали чувственно, работая с интуицией, а не с мыслью.

Что фундаментально отличает мужчину от женщины? Физиологически – практически ничего, у мужчины даже присутствуют молочные железы. Различия еще больше стираются на просторах России: здесь женщина не уступает мужчине не только в физической силе, способной и коня на скаку остановить и натаскать бревен для сруба, но и своей мужественностью. А о славянской женской красоте ходят легенды. "Нигде я не видел таких красивых женщин и таких уродливых мужчин", признался Карл Лагерфельд, посетив Россию. И все-таки.

Спустя недолгое время после написания своей блестящей работы "Пол и характер", Отто Вайнингер совершил самоубийство. Судьба Ницше известна. Гибельная связь мужчины с женщиной стала притчей во языцех, а в последнее время такие сюжеты стали объектом многочисленных шуток. Даже создатель, давайте признаемся, довольно мужского национал-социалистического строя Адольф Гитлер поженился только на 57-ом году жизни, а на следующий день... застрелился. Я не хочу каламбура, я лишь намекаю на определенные черты, свойственные напряженному мужскому созданию.

Ницше. Почти всё.

Почему идея женщины при ее глубоком рассмотрении неразрывно связана с идеей смерти? Почему женщина, по словам великого мыслителя, это "последняя истина, и, одновременно, бездна?". Живем ли мы действительно в гинекократическом обществе? И почему вообще женский знак вопроса оборачивается для нас столь враждебным изогнутым змеем, требующим дать восклицательный ответ на женский вопрос?

Тема смерти, тема победы над смертью очень четко прослеживается и в ярких, пробивающих насквозь афоризмах Ницше и в смелых женоненавистнических нападках Вайнингера. Для Юлиуса Эволы эта тема является центральной. Почему мужчину так волнует тема смерти, почему у женщины нет такого негатива по отношению к полному забвению? Мне видится, что именно в этом и состоит фундаментальное различие между женщиной и мужчиной.

Архетипически девственница является бессмертной. Бессмертная чистая дева мифологически наиболее четко описывается в фигуре воинствующей Брунгильды. Исторически бессмертная девственница воплотилась в фигуре Жанны Д'Арк.

В отличии от женщины, мужчина смертен всегда. Мужчина рождается смертным. Но что значит смертным? Быть смертным, значит быть носителем в себе некоей вещи, которой, вроде бы и нет. Если мы говорим, что смерть есть, то, будучи людьми серьезными, мы должны понимать, что в таком случае нет бытия. Если смерти нет, то какие вообще тогда могут быть вопросы. И девственник, и нет, мужчина всегда несет в себе нечто непонятное, еще более непонятное, чем то, что он оплодотворяет в женщине, делая ее смертной. Познавая неизвестную во всех смыслах женщину, мужчина познает себя, точнее то, что является залогом его собственной жизни. “Obscurum per obscurius, ignotum per ignotius”: "Познать темное еще более темным, неизвестное более неизвестным", гласит алхимическая заповедь.

Вайнингер. Уже всё.

Только смертное имеет право на существование. Но как женщине расценивать этот "подарок"? Так, что метафизически жизнь девственницы смысла не имеет. Потому что то, что изначально бессмертно не несет в себе вкуса жизни. Оно божественно, гениально, архитипически бессмертно. Страх перед мужчиной у такой женщины имеет не столько экзистенциальный, сколько теологический характер, от встречи белой кожи и острого кривого кинжала, бесконечной гомогенности и рвущего эту безмятежность смыслом.

Главный герой романа Эдварда Бульвера-Литтона "Занони" бессмертный многотысячелетний, но вечно молодой халдей Занони спрашивает у Стража Порога, почему его возлюбленная, Виола, не внимает его чаяниям о вечной жизни, почему он, обретший бессмертие и достигнувший высшего знания бессилен что-либо сделать, чтобы хоть на йоту приблизить любовь своей жизни к его величию. "Твоя любовь только насмешка над любовью, – отвечает Адон-Ай, – ты не можешь любить, как те, кого ждет смерть и могила."

Все в Виоле есть любовь. Когда разговор заходит о бессмертии, непонятно, что является субъектом этого бессмертия в различных религиозных и эзотерических учениях. Если смерти нет, то и спасать нечего. Если смерть есть, то по отношению к чему она есть и как избежать этого "есть"? Что же получается, что любовь каким-то образом не связана с бессмертием? Невозможно быть бессмертным и любить?

Глупец Занони не понимает, что любовь это и есть смерть. Познав все в этом мире, халдей не познал ничего. Потому что то теологическое, находящееся за гранью метафизики полностью познанной Занони, и является подлинной ценностью, и, что именно это хоть и забыто и отброшено как первое ненужное в жизни и будет его залогом любви и жизни вечной. Поэтому никакие чары не способны "поднять" Виолу до уровня Занони. Только в конце, английский Фауст поймет это. И умрет.

Бульвер-Литтон

Ни во времена Эволы, ни во времена "века золотого" и ни сейчас мы не живем в гинекократическом обществе. Говорить, что современный мужчина "уже не тот", значит просто болтать языком. Говорить, что власть захватили женщины, это ставить себе диагноз. Сама женская по сути своей субстанция и является тканью этого мира. Мужчина в нем – мореплаватель. Безусловно существует некая инволюция, энтропия, но дано это как фундаментальный закон вселенной. Есть некий сюжет, точнее некая форма для сюжета, которая спирально закручивается от точки абсолютной потенции к точке абсолютного нуля. Мужчина определяет, в какую сторону вести его корабль. По кругу, начав путешествие со своего островка, и, переплыв всю землю, снова вернуться на свое место, завершив этот цикл человечества ничем, либо наделив свое путешествие сюжетом и смыслом.

Отношение к жизни, путешествию, деланию мужчины зависит от его отношения к смерти. Последняя загадка которая не дана мужчине вообще ни в чем, а только лишь в интуиции, в той самой интуиции недоверия великих мыслителей к женскому, о котором и был разговор в начале, состоит в том, что смерть является двойником человека, и в двойнике этом ее двойная природа: женского и мужского. Мужское здесь присутствует (точнее даже сказать отсутствует, хотя здесь вообще лучше ничего не говорить) как полная стерильность, которая в потенции своей не может ничего родить, поэтому и стерильна. Женское проявляется как бездна, как отсутствие для того ключа, который должен вставить в нее мужчина.

Как бы не извращалась Традиция и Постмодерн, какие бы невероятные сюжеты не всплывали бы из традиционной мифологии, с полумужчинами-полуженщинами, и не воплощались бы в постмодернистской педерастической истерике, все равно мужчина и женщина будут составлять то великое нетождество, которое и является пассивным утверждением самой жизни. Ее активная же сторона это и есть оборотная сторона этого нетождества, которая и присутствует как смерть того и другого.

В любви мужского и женского и воплощается полная осознанность бессмертия. Но не в некоей соблазнительной для инфантильного сознания идее андрогината, который якобы соединяет противоположности в нечто целое, но именно в самой любви как в наличии этих нетождественных полюсов, между которыми происходит трагедия, которая отсутствует в универсальном, снимающем все различия.

Современным мужчине и женщине не обязательно читать Бульвер-Литтона, Эволу или другой высокий эзотеризм. Современному человеку не надо ныть, что власть принадлежит исключительно мужчинам или женщинам. Молодой человек сейчас, признаваясь в любви, имеет в виду не "я тебя люблю", а "мне нравится испытывать те чувства, которые я испытываю, находясь рядом с тобой". Это и есть самое страшное. Современным мужчинам и женщинам надо просто научиться любить. А это не так-то просто.

"Опустошитель" #14, декабрь 2014.