Рецензия на фильм "Пи" Даррена Аронофски

Фильм "Пи" Даррена Аронофски стоит особняком в творчестве именитого режиссера по двум причинам. Первая нам неинтересна, а вторая заключается в том, что в этом фильме, бюджет которого собран на пожертвования друзей и родственников Даррена, Аронофски пока не хватает ни смелости ни денег чтобы обдурить зрителя красивой картинкой, как это было сделано в его последующих фильмах. Хотя наработки, как, например, быстрые заставки принятия лекарств главным героем, идеально воплощенные в следующем фильме "Реквием по мечте", уже прослеживаются. Но в "Пи" мы сразу имеем дело со смыслом, который, находях в оковах голливудчины, привык от нас ускользать, как это будет ровно через год, в фильме "Матрица", в котором красивая картинка и стильная комиксная стилистика фильма сильно сбивают нас с осмысления сути происходящего.

Максимилиан Коэн одержим систематизацией и формализацией Вселенной:
"1. Математика - язык природы.
 2. Всё, что нас окружает может быть представлено в виде чисел.
 3. Если числа любой системы вставить в график, возникают закономерности.
 Следовательно: всюду в природе есть системы."

Прежде чем мы подумаем, откуда берется такое желание систематизации и рационализации всего и вся, давайте взглянем на фамилию персонажа - Коэн.
Коэны (כֹּהֲנִים,‎ - коханим) - еврейское сословие  священнослужителей в иудаизме, состоящее из потомков Аарона. Сначала коэны исполняли служения в Скинии, а затем и в Иерусалимском храме. Статус коэна, что нам будет небезынтересно в дальнейшем, передается по отцовской линии. Из числа коэнов выбирался Первосвященник, который раз в году, в Йом Кипур, входил в Святая святых , где хранился Ковчег Завета.

Пол Коэн

Но это, очевидно, не весь смысл, что хотел вложить в имя своего главного героя Аронофски. Нелегкой задачей будет понять, к кому из носителей этой фамилии хотел сделать отсылку режиссер. Среди многочисленных небезызвестных ученых, политиков и режиссеров, самым интересным кандидатом на эту роль является выдающийся американский математик Пол Джозеф Коэн. Вершиной профессиональной деятельности Коэна стало опубликованное в 1963 году "доказательство невозможности доказательства континуум-гипотезы в аксиоматике ZFC", и "доказательство независимости аксиомы выбора от остальных аксиом Цермело-Френкеля". Кажется, это нужно немножко разъяснить.

В 1900 году, на Втором Международном Конгрессе математиков в Париже немецкий математик Давид Гильберт представил список из 23 кардинальных проблем математики. 23 главных математических задач, решение которых, позволило бы во многом упростить, унифицировать и формализовать науку. И как раз первой этой проблемой и стала решенная в 1963 году Полом Коэном "Проблема Кантора о мощности континуума".
Суть этой гипотезы, выдвинутой в 1877 году Георгом Кантором в том, что любое бесконечное подмножество континуума является либо счетным, либо континуальным (то есть невозможным быть пронумерованным натуральными числами). Первые попытки доказательства этой теории не увенчались успехом.
Однако, в 1940 году Курт Гёдель доказал, что отрицание континуум-гипотезы недоказуемо в ZFC - системе аксиом Цермело - Френкеля с аксиомой выбора (пожалуйста, давайте не будем сильно углубляться в эту проклятую математику, чтобы не закончить так как Максимилиан Коэн). И вот, после того, как Гёдель доказал невозможность опровергнуть континуум-гипотезу Кантора, через 23 года Пол Коэн доказывает, что ее нельзя также и доказать.

То есть первую проблему, которую представил Гильберт, решить невозможно. Хотя, за месяц до своей смерти, другой американский математик, Джон Нэш, известный нам благодаря фильму "Игры Разума", на вопрос "Что бы вы назвали математической проблемой номер один?" дал любопытный ответ: "Вероятно, доказательство гипотезы Римана. Скорее всего, доказать ее невозможно, но возможно доказать, что она недоказуема. Это также будет решением проблемы."

Разумеется, сутью этого послания Аронофски является не математическая задача о теории множеств сама по себе, а нечто, что доказано самой наукой что есть нечто, что не может быть ни доказано, ни опровергнуто, будто некая шутливая апория Зенона. Ни доказать, ни опровергнуть. Решения проблемы, несмотря на слова Нэша, нет. Иными словами, главная загадка - сама жизнь, выглядит иррационально, как число Пи, на это намекает Аронофски устами учителя Макса - Сола Робсона.

Однако это не останавливает Максимилиана Коэна, который "подобрался к разгадке так близко".

12:50 Press Return

Press return: Коэн каждый день возвращается к своим мыслям, мыслям о полной алгоритмизации Вселенной, ее системе и структурной ясности. Поcтоянный повтор действий, мыслей, алгоритмов действий и мыслей. Нарочито точные но неровные остановки на временном циферблате: 12:53, 17:47, 4:12. Только цифры, числа отличают жизнь Макса от бесконечного повторения того же самого. Начиная с утра, с социофобного просмотра в глазок, с ответов девочке Дженне на ее бесконечные вопросы о перемножении чисел, с каждодневного посещения кафе, куда постоянно заходит надоедливый каббалист Ленни Майер, с поездки к учителю Солу, с игры в го и до поездки домой с отвратительным попутчиком, - все в жизни Максимилиана Коэна повторяется изо дня в день. В самой жизни Макс хочет бесконечно повторять тоже самое, дабы самому, психологически находится в этой уютной для него рационализации и структурной логике.
"Но жизнь другая, Макс, черт возьми! Она не описывается математикой!" - кричит учитель Сол.
В качестве доказательства ученый показывает ему доску для го: "...древние японцы считали доску для го вселенной в миниатюре. Хотя она кажется такой простой и упорядоченной, пока пуста, возможности игры неограниченны. Никакие две партии в го не похожи друг на друга, прямо как снежинки. Таким образом доска для го символизирует невероятно сложную и хаотичную вселенную. И в этом истина нашего мира, Макс". Учитель понял эту истину, какой бы банальной она не оказалась. Но Макс не успокаивается: "Но с течением игры, количество возможных исходов сокращается. Доска обретает порядок, вскоре каждый ход становится предсказуемым. Так что возможно, есть закономерность для каждой игры в го!."

Го

Откуда берется такая уверенность? Психологически, это объясняется сильной логической составляющей в человеческом сознании. Логика в таких людях настолько многомерна и сильна, что позволяет им с легкостью не только заниматься точными науками, как это делает Коэн, но и сильно заслоняет собой остальные психологические функции, как мы можем увидеть это в фильме. Иными словами, если мы обозначим, логику, мышление, denken, как ее типировал Карл Юнг, как психологическую функцию в человеке, то это многомерная функция, застилает собой остальные функции индивида, делая, в целом его, одномерно-логическим. Все в данном индивиде будет подчинено логике.
"Перестань думать Макс! Используй интуицию", смеется над Коэном учитель во время игры в го. А с каким недовольством Макс терпит когда его симпатичная соседка пытается пригладить волосы на его голове. С какой агрессией он нападает на фотографирующего его студента, на все, что кажется ему нелогичным. Данное кино, конечно, может быть иллюстрацией к людям, определенного психологического типа. Однако, это не самое интересное в нем.

В фильме недвусмысленно показана связь между наукой (математикой) и мистикой (каббалой). Точно также как Макс ищет закономерность в числе Пи, точно также каббалисты ищут в Торе 216-ти значное число. Именно это число, переведенное на иврит, в котором за каждой буквой закреплено определенное число, и является, по их словам, именем Б-га, которое и произносит Первосвященник, избранный из коэнов, в священный день Йом-Кипур, находясь в Святая Святых. Аронофски, будучи евреем из консервативной иудейской семьи, попытался, возможно бессознательно для себя (как это часто делает в своем кинематографе Ларс фон Триер, который, кстати, тоже считал себя в детстве евреем и даже ходил в синагогу) избавиться сразу от нескольких волнующих обстоятельств его жизни.

Во-первых, сам Максмилиан Коэн является здесь неким зеркалом самого Аронофски. Именно поэтому его Коэн (вспомним, что статус коэнов передается по мужской линии) живет один, и отсутствие супер-эго (религии и отца) сильно влияет на его личность, возможно так, как и присутствие оного влияло на личность самого Аронофски.
Во-вторых, Аронофски объединяет и, с присущим ему элегантным интеллектуализмом высмеивает, науку и мистику указывая на тот бред, что она создает, стремясь заделать дыры в собственном невежестве. И наука для Макса Коэна, и мистика для Ленни Майера является навязчивым неврозом, которая помогает им не только "объяснять" весь мир, но и дает каменную веру в собственных притязаниях на подобные объяснения.
В-третьих, фигура Сола, его учителя, выступает, возможно, и как фигура Отца. Причем не только для Коэна, и для нас с вами, но и для самого Аронофски, чей отец также был преподавателем естественных наук. Борясь с Солом, Макс борется в запретом Отца, однако ему нужен одновременно и совет и мнение Сола, которому Макс слишком многим обязан. Но последняя встреча их заканчивается ссорой, в которой Макс обвиняет учителя в трусости, не слыша его предостережений: "В этом смерть, Макс!". Но Макс не слушает Отца, который, в конце концов, оказывается прав.
Макс здесь выполняет роль сына, которому, по словам его соседки, "нужна мама". "Мораль этой истории в том, что тебе нужна жена, Макс. Тебе нужно отдохнуть".

Сюда же относятся и звуки сексуального характера, слышащиеся Максу во время работы. Это не что иное как тот зазор, то необъяснимое, которое наука не может ни доказать, ни опровергнуть, как гипотезу Кантора. Голоса, кажущиеся Максу галлюцинацией, которые он заедает таблетками, беспокойно намекают на этот зазор, на эту невозможность. Намеки на эту, отнюдь не банальную "невозможность" встречаются Максу на протяжении всего фильма.

В конце концов и ученый Макс и хасид Ленни, каждый в своих областях ищут одно.

"Бог масонов не является ни субстанцией, ни причиной, ни душой, ни монадой, ни творцом, ни отцом, ни глаголом, ни любовью, ни Параклетом, ни Искупителем, ни Сатаной, ничем, что соответствовало бы трансцендентной концептуальности. Вся метафизика масонством выброшена за борт. Масонский Бог является олицетворением вселенского равновесия. Бог — это Архитектор, он держит циркуль, уровень, угольник, молоток, все инструменты труда и меры. В области нравственности порядок такого Бога — справедливость. Вот вам и вся масонская теология". Это, между прочим, Прудон.
Метафизика фильма также выброшена Аронофски за борт, и он повторит это позже в самой каббалистической кинокартине "Фонтан". Макс и Ленни ищут ни причину, ни душу, ни творца, ни отца, ни любовь, ничто из этого. Они ищут число, натуральное, рациональное число, закон, форму, структуру которое и будет этим богом.

Помимо сказаного, кино обладает и другими, менее очевидными, но не менее потрясающими находками режиссера, из которых он органично и структурно последовательно раскладывает сюжет фильма. Например, процессорный чип "Ming Mecca", столь любезно предоставленный Максу чернокожей бестией с Уолл-Стрит вызывает в голове целый ряд любопытных умозаключений, которые лучше оставить при себе. И таких примеров в фильме каждый найдет в силу своей наблюдательности и фантазии.

17:22 Личная информация.
Когда я бы маленьким, мать говорила мне не пялиться на солнце.
Но однажды, когда мне было шесть, я это сделал.

Конец фильма выбран режиссером не случайно. Макс, стоящий с выбритым начисто черепом перед зеркалом и держащий в руках дрель, чертовски напоминает Трэвиса Бикла из фильма "Таксист". (Вы конечно помните тот момент, когда он стоит перед зеркалом и со словами: "Это ты мне сказал, хуесос?!", - направляет револьвер на свое отражение, а после этого бреет себе ирокез). Фанаты до сих пор спорят, было ли то, что показывает нам Скорсезе в концовке фильма на самом деле, либо это грезы самого Трэвиса. По сути, и Трэвис и Макс испытывают схожие ощущения краха своих идеалов, систем и закономерностей. Таким ребятам не остается ничего, кроме как взять в руки орудие возмездия и наказать виновных. И виновник у Макса и Трэвиса один.

В конце обоих фильмов мы видим прекрасные умиротворенные лица героев, один сидит на своем уютном водительском кресле и подвозит симпатичную блондинку домой, второй сидит на скамеечке и с легкой улыбкой созерцает колышущиеся листики на дереве. Так где же заканчивается подлинная история наших героев и начинается их фантазия? Ни на одном ли и том же месте? Смотрящими на себя конечных в зеркало, или смотрящими на бесконечную дорогу и безоблачное небо?

18:34 Press Return.