С НОВЫМ ГОДОМ!

Главный праздник советского человека был и остаётся Новый год. Понятно почему: он не имеет отношения к идеологии, к «7 ноября» и «1 мая», от него не коробило тех, кто держал фигу в кармане, да и блюстители идеологической чистоты могли расслабиться заодно с простыми «хомячками» под бой курантов. С другой стороны, Новый год как бы намекал на некоторое обновление, на брезжащую надежду, что завтра всё может быть по-иному, то есть в этом празднике, помимо его политической «обнулённости», была и чисто человеческая, где-то даже «гуманистическая» составляющая. Но вообще-то говоря, Новый год — это праздник Времени. Времени в чистом виде.

Раньше, в традиционном обществе, счёт годов маркировался в тех цивилизациях, которые исповедовали культ солнца и космические сезоны, теми или иными астрологическими событиями. Наиболее известным до сих пор является «Навруз» — начало нового года, совпадающее с весенним равноденствием.

В либеральном посттрадиционном обществе даже такие «космистские» намёки и смыслы убраны: новый год, который наступает в ночь с 31-го декабря на 1-е января, не связан абсолютно ни с чем — ни с мифологическими фигурами культурных героев, ни с космическими событиями... Как есть чистое время!

Однако для мусульманина это отнюдь не безобидная нейтральная вещь. «Время» — это другое название рока, слепой и беспощадной силы, которая ходит по кругу, ничтожа всё сущее. В Коране эта сила называется «дахр» и бедуины, отвергая обращённый к ним призыв единобожия, заявляют: «Мы живём и мы умираем, и убивает нас только время (дахр)».

Культ времени существовал в древнем доисламском Иране. Имя этого «бога» — Зерван, откуда название древнейшей религии ариев — «зерванизм». Древним грекам тот же «бог» был известен как Отец-время, Кронос, он же Сатурн римлян. Уран-небо и Кронос-время у греков разделены на два разных эона, следующих один за другим. У иранцев время и небо совпадали, отсюда выражение «чархи-фаляк» — «колесо рока» или вечно вращающееся небо, которое как кукловод поднимает из шкатулки марионеток и снова сбрасывает их, стуча костями, на дно, когда они отыграют свою роль.

Этот зороастрийский образ с замечательной художественной силой использовал в одном из своих рубаи Омар Хайям — в целом, вполне ортодоксальный шафиитский мулла. У обычного круга 360 градусов, а у круга, который описывается вращающимся небом — 365 дней-стоянок. Согласно зороастрийской доктрине, каждый день есть особая самостоятельная сущность, имеющая своего ангела. Строго говоря, зороастриец может праздновать каждый день в году, воздавая почести ангелу этого дня. Но если говорить серьёзно, временная ангелология из зороастризма целиком перешла в христианство, и новорожденных там называют в честь ангелов того дня, в котором они родились, хотя роль этих «ангелов» играют персонажи религиозной истории — святые. Само слово «святой» имеет индоевропейский корень и также является ключевым термином зороастризма и манихейства — «свента». Свента-Манью — это Святой дух, Спаситель, обычно изображаемый в виде белого голубя — одно из лиц зороастрийской троицы, состоящей кроме него из бога-отца Зервана и бога-сына Ахура-Мазды, которого европейцы знают под именем Ормузд. Кстати, одна из его манифестаций — Митра, имеет при рождении человеком свой «день ангела» — 25 декабря. На митраистских иконах он изображался юношей-пастухом с агнцем на плече (то есть возвращающим заблудшую овцу в стадо). Иначе говоря, и эта дата заимствована христианами и приписана рождению нашего Пророка Исы (да благословит его Аллах), потому что у евреев был, естественно, лунный календарь и даты по солнечному календарю там просто не фигурировали.

Походя отметим, что иудеи как единобожники вообще не отмечали дней рождения — это строго иранская традиция.
Итак, Новый год — это праздник времени-дахр, которому поклоняются полностью освобождённые от даже намёка на сакральный смысл «духовные» потомки бедуинов (со времён ниспослания Милосердного Корана, «бедуины» стали синонимом и олицетворением религиозной тупости и животного цинизма. Аллах (свят Он и велик) говорит о них в своей книге, что они хуже животных).

Что же касается «фраварти» или ангела, относящегося к первому января, дню, когда ничего не происходит, потому что все адепты этого ритуала находятся в тяжёлом похмелье — это ангел обманутых надежд и горького сокрушения. Ибо каждый очередной год, с которым и советская «ботва», и их «отцы-командиры» связывали свои робкие ожидания, оказывался если и не безусловно хуже, чем предыдущий, то по-своему не менее ужасный. Были, конечно, веховые годы в истории профанизма, победившего на одной шестой, но каждая такая веха вбита в целое озеро крови. Следует признать, что переход с 31 декабря на 1 января — одна из самых зловещих из регулярно повторяющихся дат в истории человечества.

Разумеется, то, что является бедствием для обитателей Содома и Гоморры, то с точки зрения праведного Лота — лишь постигшая этих мерзавцев участь. Будем же с Лотом, братья, а не с его некстати оглядывающейся женой: будем смотреть только вперёд, полагаясь на провидение Божие. И на Всевышнего мы уповаем.

Гейдар Джемаль

АПОЛОГИЯ ГИНЕКОКРАТИИ

– И ты начал ее посвящение и бессилен продолжать. Я это знаю. Ты мог наполнить ее сон чудными видениями, ты вызвал лучших сынов воздуха и приказал им убаюкивать ее сон, но ее душа не слушает их, она возвращается на землю и уклоняется от их влияния. Почему? Слепец, разве ты не видишь? Потому что в ее душе все любовь. Нет никакой соединяющей страсти, которая привязывала бы ее к мирам, с которыми ты хочешь познакомить ее с помощью твоих таинственных чар. Эти вещи привлекательны только для ума. Что имеют они общего с земной страстью, с надеждой, которая сама поднимается к небу?

Эдвард Бульвер-Литтон, "Занони".

Живем ли мы в гинекократическом обществе? Такой вопрос задал Юлиус Эвола в 1936 году на страницах итальянского журнала. Эволу вдохновила на написание буря, пронесшаяся по интеллектуальной Европе с осмыслением наследия швейцарского ученого Иоганна Якоба Бахофена. Тезисы, которые сформулировал Бахофен, исходя из многолетнего и усердного изучения мифологии и религии древних народов не смогли оставить в стороне "последнего рыцаря Европы".

Бахофен устанавливает изначальное существование матриархата: в "золотом веке" половые связи были не ограниченны, установление отцовства было крайне затруднительно, поэтому ребенок определялся по "материнскому праву". Отсюда – уважение к женщине и, как следствие, высокое ее положение. Более того, продолжает Бахофен, переход к созданию так называемой "семьи" в современном смысле означал упадок древнего общества, нарушение религиозных устоев, так как "мужчина один вступал в контакт с одною же женщиной, тем самим узурпировав право на нее от других мужчин".

Примерно в это же время немецко-фризский ученый, первый шеф Аненербе, Герман Вирт пишет очень серьезные исследования на достоверность "Хроники Ура-Линда", якобы древнейшей мифологической рукописи, в которой указано, что власть в древности принадлежала так называемым "белым матушкам", weisse frau. И что такие черты как экспансия, завоевание не отличали древнее общество, а были привнесены извне "варварским субстратом".

Эвола на фронте

Итальянскую кшатрийскую экспрессию Эволы глубоко задели два этих исследователя, а вкупе с обретающими популярность феминистскими идеями, мыслитель посчитал необходимым встать на защиту "мужского" на страницах своего журнала. Доарийскому культу Матери Эвола противопоставляет греческий "апполонизм" и его предельную концентрацию в мужском римском обществе. В присущей итальянцу пафосной манере Эвола обращает внимание на современность, просит просто взглянуть на лица людей, в которых не осталось ничего мужского, а лишь беспардонная теллурическая витальность. Как и другие фрустрированные записи Эволы (см. "Языческий империализм"), статья не представляет ни весомого аргумента в пользу мужчин, ни интереса сама по себе.

И все-таки. Что стоит за "мизогинией" Эволы, Ницше, Вайнингера? Когда мы читаем у последнего "... женщина настолько грязна, что не может быть матерью, а только шлюхой", когда Ницше просит захватить с собой плетку, прежде чем пойти к женщине, что за этим следует видеть? С чем связана эта ненависть, презрение, а в лучшем случае, предупреждение? К сожалению великие мыслители не стали углубляться в женскую тему. Подобно поэтам они лишь воспевали мужское, но воспевали чувственно, работая с интуицией, а не с мыслью.

Что фундаментально отличает мужчину от женщины? Физиологически – практически ничего, у мужчины даже присутствуют молочные железы. Различия еще больше стираются на просторах России: здесь женщина не уступает мужчине не только в физической силе, способной и коня на скаку остановить и натаскать бревен для сруба, но и своей мужественностью. А о славянской женской красоте ходят легенды. "Нигде я не видел таких красивых женщин и таких уродливых мужчин", признался Карл Лагерфельд, посетив Россию. И все-таки.

Спустя недолгое время после написания своей блестящей работы "Пол и характер", Отто Вайнингер совершил самоубийство. Судьба Ницше известна. Гибельная связь мужчины с женщиной стала притчей во языцех, а в последнее время такие сюжеты стали объектом многочисленных шуток. Даже создатель, давайте признаемся, довольно мужского национал-социалистического строя Адольф Гитлер поженился только на 57-ом году жизни, а на следующий день... застрелился. Я не хочу каламбура, я лишь намекаю на определенные черты, свойственные напряженному мужскому созданию.

Ницше. Почти всё.

Почему идея женщины при ее глубоком рассмотрении неразрывно связана с идеей смерти? Почему женщина, по словам великого мыслителя, это "последняя истина, и, одновременно, бездна?". Живем ли мы действительно в гинекократическом обществе? И почему вообще женский знак вопроса оборачивается для нас столь враждебным изогнутым змеем, требующим дать восклицательный ответ на женский вопрос?

Тема смерти, тема победы над смертью очень четко прослеживается и в ярких, пробивающих насквозь афоризмах Ницше и в смелых женоненавистнических нападках Вайнингера. Для Юлиуса Эволы эта тема является центральной. Почему мужчину так волнует тема смерти, почему у женщины нет такого негатива по отношению к полному забвению? Мне видится, что именно в этом и состоит фундаментальное различие между женщиной и мужчиной.

Архетипически девственница является бессмертной. Бессмертная чистая дева мифологически наиболее четко описывается в фигуре воинствующей Брунгильды. Исторически бессмертная девственница воплотилась в фигуре Жанны Д'Арк.

В отличии от женщины, мужчина смертен всегда. Мужчина рождается смертным. Но что значит смертным? Быть смертным, значит быть носителем в себе некоей вещи, которой, вроде бы и нет. Если мы говорим, что смерть есть, то, будучи людьми серьезными, мы должны понимать, что в таком случае нет бытия. Если смерти нет, то какие вообще тогда могут быть вопросы. И девственник, и нет, мужчина всегда несет в себе нечто непонятное, еще более непонятное, чем то, что он оплодотворяет в женщине, делая ее смертной. Познавая неизвестную во всех смыслах женщину, мужчина познает себя, точнее то, что является залогом его собственной жизни. “Obscurum per obscurius, ignotum per ignotius”: "Познать темное еще более темным, неизвестное более неизвестным", гласит алхимическая заповедь.

Вайнингер. Уже всё.

Только смертное имеет право на существование. Но как женщине расценивать этот "подарок"? Так, что метафизически жизнь девственницы смысла не имеет. Потому что то, что изначально бессмертно не несет в себе вкуса жизни. Оно божественно, гениально, архитипически бессмертно. Страх перед мужчиной у такой женщины имеет не столько экзистенциальный, сколько теологический характер, от встречи белой кожи и острого кривого кинжала, бесконечной гомогенности и рвущего эту безмятежность смыслом.

Главный герой романа Эдварда Бульвера-Литтона "Занони" бессмертный многотысячелетний, но вечно молодой халдей Занони спрашивает у Стража Порога, почему его возлюбленная, Виола, не внимает его чаяниям о вечной жизни, почему он, обретший бессмертие и достигнувший высшего знания бессилен что-либо сделать, чтобы хоть на йоту приблизить любовь своей жизни к его величию. "Твоя любовь только насмешка над любовью, – отвечает Адон-Ай, – ты не можешь любить, как те, кого ждет смерть и могила."

Все в Виоле есть любовь. Когда разговор заходит о бессмертии, непонятно, что является субъектом этого бессмертия в различных религиозных и эзотерических учениях. Если смерти нет, то и спасать нечего. Если смерть есть, то по отношению к чему она есть и как избежать этого "есть"? Что же получается, что любовь каким-то образом не связана с бессмертием? Невозможно быть бессмертным и любить?

Глупец Занони не понимает, что любовь это и есть смерть. Познав все в этом мире, халдей не познал ничего. Потому что то теологическое, находящееся за гранью метафизики полностью познанной Занони, и является подлинной ценностью, и, что именно это хоть и забыто и отброшено как первое ненужное в жизни и будет его залогом любви и жизни вечной. Поэтому никакие чары не способны "поднять" Виолу до уровня Занони. Только в конце, английский Фауст поймет это. И умрет.

Бульвер-Литтон

Ни во времена Эволы, ни во времена "века золотого" и ни сейчас мы не живем в гинекократическом обществе. Говорить, что современный мужчина "уже не тот", значит просто болтать языком. Говорить, что власть захватили женщины, это ставить себе диагноз. Сама женская по сути своей субстанция и является тканью этого мира. Мужчина в нем – мореплаватель. Безусловно существует некая инволюция, энтропия, но дано это как фундаментальный закон вселенной. Есть некий сюжет, точнее некая форма для сюжета, которая спирально закручивается от точки абсолютной потенции к точке абсолютного нуля. Мужчина определяет, в какую сторону вести его корабль. По кругу, начав путешествие со своего островка, и, переплыв всю землю, снова вернуться на свое место, завершив этот цикл человечества ничем, либо наделив свое путешествие сюжетом и смыслом.

Отношение к жизни, путешествию, деланию мужчины зависит от его отношения к смерти. Последняя загадка которая не дана мужчине вообще ни в чем, а только лишь в интуиции, в той самой интуиции недоверия великих мыслителей к женскому, о котором и был разговор в начале, состоит в том, что смерть является двойником человека, и в двойнике этом ее двойная природа: женского и мужского. Мужское здесь присутствует (точнее даже сказать отсутствует, хотя здесь вообще лучше ничего не говорить) как полная стерильность, которая в потенции своей не может ничего родить, поэтому и стерильна. Женское проявляется как бездна, как отсутствие для того ключа, который должен вставить в нее мужчина.

Как бы не извращалась Традиция и Постмодерн, какие бы невероятные сюжеты не всплывали бы из традиционной мифологии, с полумужчинами-полуженщинами, и не воплощались бы в постмодернистской педерастической истерике, все равно мужчина и женщина будут составлять то великое нетождество, которое и является пассивным утверждением самой жизни. Ее активная же сторона это и есть оборотная сторона этого нетождества, которая и присутствует как смерть того и другого.

В любви мужского и женского и воплощается полная осознанность бессмертия. Но не в некоей соблазнительной для инфантильного сознания идее андрогината, который якобы соединяет противоположности в нечто целое, но именно в самой любви как в наличии этих нетождественных полюсов, между которыми происходит трагедия, которая отсутствует в универсальном, снимающем все различия.

Современным мужчине и женщине не обязательно читать Бульвер-Литтона, Эволу или другой высокий эзотеризм. Современному человеку не надо ныть, что власть принадлежит исключительно мужчинам или женщинам. Молодой человек сейчас, признаваясь в любви, имеет в виду не "я тебя люблю", а "мне нравится испытывать те чувства, которые я испытываю, находясь рядом с тобой". Это и есть самое страшное. Современным мужчинам и женщинам надо просто научиться любить. А это не так-то просто.

"Опустошитель" #14, декабрь 2014.

РУССКАЯ ЗИМА

Ни один русский писатель не приносил мне столько удовольствия при прочтении как Гоголь. Я прошу понять меня правильно, я говорю именно Удовольствие. Это довольно тонкое национальное чувство, которое Лакан, например, называет по-французски jouissance. Жюисенс. Очень красиво. Вообще-то у Лакана оно связано с оргазмом, поэтому мне оно и кажется сугубо национальным. Очевидно, что русский кончает не как француз. А француз не как японец. Это стало уже давно поводом для пошлых анекдотов. И вот то, что мы читаем у Гоголя, вызывает довольно интимные чувства, связанные с сексуальностью. А как известно, чувство обостряется, когда человек себя сдерживает. Поэтому литература или, вот, музыка, может служить как некая отдушина, интеллектуальный онанизм. Говорят, Гоголь-то так и умер девственником.

Но вообще-то жюисенс у Лакана связано с удовольствием от смысла. Но это не "достоевский смысл". То есть, когда я читаю, как Ставрогин кусает за ухо губернатора, я конечно очень напряжен, но это напряжение не сексуально. Оно связано с мышлением, а не с чувством. Подумайте над этим.

Лакановский jouissance связан с чувством. При этом он фалличен. Значит, это чувство мужское. Ну по Лакану так. То есть, когда я люблю, например, бабу, то я люблю не саму бабу, а то самое жюисенс. То есть я им наслаждаюсь. Россия, это, как известно, баба та еще. Поэтому и гоголевская любовь к этой бабе, любовь такая, трубадурская. Или миннезингеровская. То есть миннезингеру баба сама по себе не нужна. Ему нужна minne. А бабу он найдет в борделе. Minne в борделе не найти, поэтому и нужна ему "прекрасная дама". Упасите меня только от геополитических похотливых аналогий.

Но к концу своей жизни старый жид Лакан понял, что есть-таки и женское, "очень специфическое" жюисенс. У женщин как всегда "все иначе". Женщины жюисенс не понимают, они его чувствуют, переживают, но ничего о нем не знают. Как будто мужики, что до Лакана, что после него понимали жюисенс! Чтобы окончательно не запутаться с этим "багажом наслаждения", старый еврей ввел математические термины. Jφ - это мужской, фаллический жюисенс, а JA - женский, жюисенс Другого. К сожалению, Лакану не хватило жизни, чтобы решить уравнение с тремя неизвестными: мужским жюисенс, женским жюисенс и их отношением. Мне же для его решения потребовалась великая аксиома русского философа Эскобара. Получилось Jφ = JA = HμyNja.

Поэтому Гоголь это конечно самый чувственный, самый сексуальный русский писатель. Писатель de jouissance. Конечно, наши братья могут сказать "Знову москалі нашого Гоголя відбирають!". Но их можно понять. Все-таки с нашими брятьями у нас общие сексуальные проблемы. События на Донбассе это очень хорошо иллюстрируют.

Хорошо было бы так, по-лакановски и вширь и в вглубь произвести деконструкцию такого гоголевского национального наслаждения. Но проклятая русская лень мешает мне это сделать. Поэтому ограничимся лишь этим текстом.

Весьма примечательно, что только так называемые патриоты могут испывать наслаждение от любви к "родине". Потому что нет в русском языке эквивалентов французским словам le patriotisme и la jouissance. Потому оставьте патриотам трубадурскую любовь к России, где нет места любви, в лучшем случае одно minne только. А мы возьмем себе нашу любовь, в которой есть настоящее напряжение, в которой есть полюса, в котором нету никаких ни minne, ни jouissance, ни прочего ненужного эгоизма.

Мы любим Россию по-особому, не надеюясь на взаимность. Оттого что сама Россия нас не любит. И не саму Россию мы любим, как толстую румяную бабу, которая нас может прижать своей мягкой рукой с теплой сиське, а другой по головушке погладить. Перефразируя одного очень религиозного француза: "Наша любовь к России не нуждается во взаимности, поэтому огонь нашей любви никогда не даст дыма".

Россию мы мыслим как ледяное царство, в котором огонь нашей любви не может искать взаимности. Но лед России не даст дыма от соприкосновения с нашим огнем. В России мы ищем то темное ядро, негативным полюсом которого и является русская зима. Позитивным огненным отражением этого полюса в нас самих является ее женская сущность. То есть не Россия сама по себе женственна, а в нас самих и в нашем пламени, как в пламени свечи есть темное ядро, есть наш женский полюс, как некая бездна которая и притягивается ледяной русской стерильностью.

В этом мы видим выход из русской зимы. И это не нацистская, как может показаться, гербигеровская космогония противостояния огня и льда, из которой рождается мир. Это вещь более глубокая и объяснение ее не в этом тексте. Оборотной стороной актуализации этой бездны является Смерть. Кто этого не понимает, найдет в России только свою погибель. 

LAIBACH in TV Tednik: Первое выступление на телевидении (1983)

23 июня 1983 года LAIBACH, одетые в военную униформу, дали интервью в словенском культурно-политическом шоу "TV Tednik" ("Телевизионный еженедельник"). Ведущим и режиссёром этого шоу был Юре Пенгов (который работал на телевидении вплоть до своей смерти в 2013 году, принимая участие в международных журналистских репортажах). Это интервью стало одной из главных причин, по которой группа была запрещена. 15 лет спустя это же самое интервью было показано на выставке в Современной галерее Любляны как один из замечательных примеров культуры выступлений.
Зрителю стоит обратить внимание на "провокативную" манеру Laibach давать интервью. Группа ведет себя как политики, причем их выступление воинственно, но не экстатично. Laibach ведут себя спокойно и сдержанно. Форма Laibach берет начало в оригинальной словенской униформе. Жестко и четко излагая свои мысли, Laibach нервирует публику и лично господина Пенгова своей спокойной манерой вести диалог, будто журналист Пенгов приехал в горячую точку и берет интервью в Штабе у военного командования. Тогдашняя Югославия, уже три года как лишившаяся такого, без сомнения, мужественного человека как Тито, испытавала внутренний дискомфорт из-за потери "сильной руки", объеднявшей Югославию. Только такой противоречивый персонаж как Тито мог руководить таким противоречивым государством как Югославия.

Laibach и Neue Slowenische Kunst, используя художественный опыт русского авангарда и других авангардистских и футуристских движений, развили этот опыт и дали оному название "ретро-авангард". Laibach нашли отражение своего творчества в политике Тито, а политическую ситуацию Югославии - в своем творчестве. Laibach продолжили осуществлять политику Тито в музыкальном исследовании взаимосвязи Искусства и Политики. Само Противоречие Laibach взяли за парадигму отношения к самой Жизни. Впервые появившись на широкой публике Laibach заявили о противоречивой роли Государства, в котором только и возможны противоречия человеческие. Югославская власть посчитала Laibach опасными для югославского общества, потому что сами они не видели противоречия в югославском государственном образовании. 25 июня 1991 года Словения объявила о своей независимости.

Slovenska Zena: Возможно ли, чтобы кто-нибудь позволил в Любляне, первом городе-герое Югославии, молодежной группе носить имя, стремящееся напомнить силой и памятью о горьком Лайбах?

Laibach: Имя выражает материализацию Идеи на уровне энигматического когнитивного символа. Название Лайбах впервые появилось в 1144 году как изначальное название Любляны, города "у ручья" (Bach) и "болота" (Laibach). Оно появляется вновь во время господства Австро-Венгерской монархии, на сей раз как альтернатива уже существующей словенской версии. Лайбах снова появляется и в 1943 году после капитуляции Италии во Второй мировой войне, когда город оказался во власти немцев. В этот период нацисты и Belogardisti (Белая Гвардия) арестовывали, пытали и убивали тех граждан Любляны, кто не верил в победу Третьего рейха. В 1980 году с появлением молодёжной культурной группы, название Лайбах появилось в четвёртый раз, указывая на определённые возможности для формирования политизированного (системно-идеологического) искусства, как следствие влияния политики и идеологии. В этом смысле название суммирует ужас коммуникации между тоталитаризмом и отчуждением, вызванным производством в форме рабства.

Пенгов: Всю историю название Лайбах относилось к чему-то не-словенскому. Вы также носите символику, напоминающую нацизм...

Laibach: В своей работе Laibach в основном используют средства манипуляции провокационного характера и репрессивной власти информации. В первую очередь это средства, пригодные для коллективного потребления, с которыми сталкиваются массы, не хотящие мыслить критически, такие как фильм (как наиболее мощное оружие в долгосрочной и постоянной перспективе влияния на дух). Сюда же мы включаем другие инструменты стратегии пропаганды, которые, в первую очередь, действуют на эмоциональной основе: массовые сборы под открытым небом (рок-концерты), речь (риторическая работа перед микрофоном и камерой), униформа (военные традиции), плакаты и листовки.
В меньшей и косвенной степени мы также используем средства, которые не подходят для коллективного потребления и адресованные к критическому уму читателя, требующие рационально-дускурсивной линии мысли (газеты, журналы, публицистика, литература...).

Пенгов: Я должен сказать, что не могу избавиться от впечатления, что вы напоминаете Гитлерюгенд. Это только провокация или вы несете более опасные бациллы нацистской идеологии? Может ли ваша идея быть названа Наци-панк?

Laibach: И искусство Третьего Рейха и искусство соцреализма стремились к совершенству в рамках новых государственных идеологий в старой классицистской форме человека, базирующейся на принципах гуманистических идеалов. Laibach анализирует отношения между идеологией и культурой на последней стадии, воплощённой в искусстве. Laibach показывает и выражает связь политики и идеологии с индустриальным производством и непреодолимую пропасть между этой связью и духом. Для обозначения этого дисбаланса, Laibach использует все выражение истории. Laibach занимается провокацией мятежного состояния отчуждённого сознания, и объединяет воинов и оппонентов в экспрессии крика статичного тоталитаризма.

Пенгов: Хорошо, значит провокация. Вы знаете как местные словенцы в Австрии боролись за каждое словенское слово, за каждый словенский указатель, и что делали фашисты со словенцами в Триесте? Что вы на это скажите?

Laibach: Laibach интересуют отношения между искусством и идеологией, которые напряжены, дисгармоничны и сублимированы в выразительных чувствах. Тем самым, идейно-систематическая дискурсивность исключается. Наша деятельность выходит за рамки конкретного взаимодействия и мы абсолютно не политическая группа. Следовательно, актуальные политические проблемы в этом смысле нас не интересуют.

Пенгов: А почему вы зачитываете ответы на все вопросы?

Laibach: Такая форма интервью – рубеж понимания, на котором субъект не допускается до притворного невежества и коммуникации через некоммуникацию. Путь его формирования одновременно также является процессом постоянного подавления лингвистических моделей и, следовательно, также и создающих их субъектов. Такая форма сокращает до минимума возможность индивидуальных влияний на структуру самого выражения; это диктуется тоталитарной структурой и понимается как право на непонятность. Следовательно, Laibach постоянно низводит всякую коммуникацию до уровня слова, превращая её в идеологическую фразеологию.

Пенгов: Вы можете рассказать нам что-нибудь о себе? Например, кто вы, каковы ваши профессиональные занятия, сколько вам лет? Все ли вы здесь или вас больше?

Laibach:
Мы – дети духа и братья силы,
Чьи обещания не выполнены.
Мы – чёрные фантомы этого мира,
Мы воспеваем безумный образ горя.
Мы – Первое Телевизионное Поколение.

Пенгов: Откуда это?

Laibach: Это из Апологии Laibach.

Пенгов: Вы были сформированы три года назад в шахтерском районе Трбовлье.

Laibach: Формирование группы тесно связано с ростом современного сознания и новыми социально-экономическими отношениями, функция и значение которых полностью обнажены именно в Трбовлье, городе с богатой революционной и индустриальной традицией. Создание коммунистической партии "Коммуны Трбовлье", крупнейшая забастовка шахтёров, фашистское движение "Orjuna", трагические шахтерские голодовки, невыносимые условия труда, бедность, гонения на рабочих, высокий уровень безработицы и нерушимый революционный дух составляли жизнь предвоенного Трбовлье. Сегодня эти шахтёрские районы меняют свой облик. Современный индустриальный рабочий живёт среди фабрик и шахт, не прикованный больше к своей связанной с горой долиной. Он стал работающим, социалистическим человеком с естественным инстинктом и чувством классовости. Немногие города демонстрируют такие большие противоречия между старым и новым как Трбовлье. Этот город нас выковал и мы продолжим его революционную традицию.

Пенгов: А эти шахтеры и рабочие тоже гордятся вами? Они поддержали вас, когда полиция начала вами интересоваться?

Laibach: Акция в Трбовлье в 1980 году была задумана как испытание бдительности и эффективности органов государственной безопасности, как проект, который должен был прочувствовать позитивное сознание и механизм защиты Красных Районов от вторжения подрывных элементов другой культуры. Таким образом, акция удалась полностью, так как была запрещена в самой своей концепции. Рабочие действовали в соответствии с полицейско-правовым регулированием и подтвердили высокую степень позитивного сознания.

Пенгов: Вы приняли на себя роль "социально-опасного элемента номер один". У вас много последователей?

Laibach: Искусство – это благородная миссия, которая нуждается в фанатизме, а LAIBACH – это организм, цели которого, жизнь и методы выше – по их силе и продолжительности – чем цели, жизни и методы его индивидуальных членов.

Пенгов: Но вы не боитесь, что кто-нибудь захочет вас избить после всего этого?

Laibach: Искусство – это благородная миссия, которая нуждается в фанатизме.

Пенгов: Последнюю успешную провокацию вы устроили в Загребе... (В эфир идет запись концерта). Да, мы посмотрим запись. Отмечу, что Исполнительный Совет Биеннале написал, что вы миновали соглашения на этом шоу, и мы видим отредактированное видео, с вырезанным непристойным содержанием. Пусть публика сама догадывается. (Идет запись с концерта в Загребе).
При всем этом обожании тоталитаризма, поклонению государству, нацизму, сталинизму, иерархии, манипуляции массами, каково ваше мнение о блестящей идее Эдварда Карделя* о том, что ни Государство, ни Система, ни Партия не могут принести счастье человеку, что каждый создаёт свою собственную судьбу?
*[Эдвард Кардель - ближайший соратник Йосипа Броз Тито, высокопоставленный партийный политик и ведущий защитник популярной в рабочей среде, но крайне неэффективной организационной системы "самоуправления".]

Laibach: Ни Государство, ни Партия, ни Бог, ни Сатана. Счастье заключается в полном отрицании какой-либо человеческой индивидуальности и находится в людях, сознательно отказывающихся от своих личных вкусов, верований, суждений. Счастье – это свободная деперсонализация, способность приносить жертвы, отождествлять себя с некой высшей системой, с массами, коллективом, идеологией.

Пенгов: Не потому ли это обезличенное отчуждение от людей и бытовые проблемы людей вокруг нас привели к самоубийствву одного членов вашей группы?

Laibach: Искусство – это благородная миссия, которая нуждается в фанатизме, а Laibach – это организм, цели которого, жизнь и методы выше – по их силе и продолжительности – чем цели, жизни и методы его индивидуальных членов.

Пенгов: Кто для вас является образцами для подражания; откуда вы черпаете свои идеи? Конечно, вы не будете утверждать, что ваши идеи оригинальны?

Laibach: Оригинальность – иллюзия фальшивых революционеров. Нашим основным вдохновением, образцами для подражания, которые по форме являются не моделями, а материалом для манипуляции Laibach, остаётся индустриальное производство, Nazi-Kunst, тоталитаризм, бруитизм, и, конечно же, диско.

Пенгов: До сих пор вы распространяли вашу идеологию, вашу идеологическую провокацию в письменной форме и на редких публичных выступлениях. Тяжело ли вам далось решение познакомить с вашей идеологией полмиллиона простых граждан посредством появления на словенском телевидении?

Laibach: Телевидение, в рамках индустрии сознания (в дополнение к школьной системе), является ведущим создателем процессов единообразного мышления. Телевизионная программа по своей сути централизована одним передатчиком и массой приёмников / потребителей, в то время как коммуникация между ними повреждена. Laibach осведомлены о манипулятивных способностях современных инструментов СМИ (и системе, которая их соединяет), так что полностью использует репрессивную силу медиа пространства в своей пропаганде. В данном случает инструментом является экран.

Пенгов: Если я правильно вас понимаю, вы используете телевидение для вызова; хорошо, мы тоже, и я надеюсь, что это шоу, наконец, заставит людей отреагировать и остановит прямо здесь, в центре Любляны, эти опасные идеи и вселяющие ужас поступки.

Read English Version Here

OUTOFSIGHT ‎– Vodka Likes Smoke (The Damned Poets)

Label: Rage In Eden
Format: CD
Country: Poland
Released: 2007
Genre: Industrial, Neofolk
Bitrate: MP3 320
Size: 95 Mb

Паршивый алкоголь и дымный интерьер паба. Крики отчаянья в редкие моменты трезвости. Страшная, абсурдная атмосфера Польши 50-х, 60-х годов прошлого века. Молодые поэты, писатели, художники и музыканты, выкинутые из "счастливого и идеального" коммунистического общества. Люди, топящие свои мечты в водке. Работы этих проклятых: Казимира Ратона (1942-1983), Марека Хласко (1934-1969) и Эдварда Стахуры (1937-1979) вдохновили Outofsight на написание этого альбома. Смесь холодной войны, неофолка, милитари-поп и отголосков декадентского кабаре. Без сомнения, один из самых интересных релизов Rage In Eden 2007 года.

Poor alcohol and smoky interior of a pub. The common despair shouted out in rare moments of sobriety. The terrible, absurd atmosphere of Poland in 50’s and 60’s of last century. Young people, poets, writers, painters and musicians thrown out of „happy and ideal” society created by communistic authorities. People sinking their dreams in vodka. The works of those damned: Kazimierz Raton (1942-1983), Marek Hlasko (1934-1969) and Edward Stachura (1937-1979) was inspiration for this moving album. Musically it is perfectly blended mix of cold wave, neofolk, pop and even echoes of decadent cabaret with different guest vocals. With no doubt one of the most interesting albums from Rage In Eden Records / WOP in 2007.

Tracklist: 

01 The Hang-Over (02:49)

02 White Rooms (04:41)

03 I Have Nothing Any More (03:54)

04 The Terrified Ground (05:20)

05 The Dead Base (07:55)

06 Drink Or Die (05:33)

07 Bonfires Die Out (03:54)

08 1996 (07:11)

Download OUTOFSIGHT ‎– Vodka Likes Smoke (.rar)

password: hel1ch

ДЕПАРТАМЕНТ ЧИСТОЙ И ПРИКЛАДНОЙ ФИЛОСОФИИ: РЕЧЬ МЯСНИКА

Обращение, произнесенное Председателем Департамента Чистой и Прикладной Философии NSK Петером Млакаром 15 мая 1997 года на церемонии открытия фестиваля в честь Любляны, как культурной столицы Европы. Млакар вышел на сцену голым, накинув на себя костюм мясника. Можно представить как отреагировала словенская общественность и главные лица Словенского государства на очередную провокационную выходку NSK. Слушая эту речь, архиепископ Словении покинул своё место в знак протеста.

Достопочтимый мистер президент и ваша жена, уважаемые религиозные и светские власти, почтенный дипломатический корпус, приезжие гости из-за границы, граждане и члены NSK, благородная публика!

Поскольку я смотрю изнутри и вокруг себя, свет падает на меня, и я слышу голос, который говорит: "Знай, что ты стал таким, каким ты являешься, плоть и кровь, животное – для меня, ищущего сексуальное удовлетворение в совершенной женщине, в чёрной дыре. Знайте, что вы утратили серу и электричество, что вы стали неинтересными и тупыми. Эта жилистая креатура и мир такой, какой он существует сегодня, не пробуждают больше во мне никакого реального возбуждения, всё это - в прошлом. А здесь я уже всё отсосал и оттрахал".
Публичные деятели, нужно быть внимательными к этому голосу. Но, между нами, всё ещё проще. Мотыги, лопаты, топоры и клещи, вилки, ножи и отвёртки, помогающие нам в жизни, сломаны и покрыты ржавчиной: политика – это хромая шлюха, от которой ни у кого не встанет, нация мертва, деньги бессильны и неспособны вдохновить современного человека. Финансы – для бедных, но не для таких как мы. Ничто из этого не удовлетворяет требованиям нашего происхождения, сущность которого – живое единство сил, живые вспышки чувства и удовольствия.

Всё же, если недалёк тот день, когда мы будем способны заменить голову тебе, тебе или тебе, омолодить вас в процессе кибер-обработки так, чтобы вы в возрасте ста лет удовлетворили тёлку или сделали ваш коитус в виртуальном мире реальностью, то это не означает, что мы постигли Бога. Мы знаем, что это всё ещё не тот процесс, в котором находится реальное возбуждение.

Что тогда? Нужно сказать, что реальное удовлетворение не будет достигнуто, если мы сначала не потерпим неудачу в устроении дел таким образом, чтобы паника и отчаяние захватили человеческую душу. Реальный мир – тот, который не существует, или он является чудовищем из-за разногласий с реальной жизнью. Этот монстр никак не связан с культурой. Культурой, которая не является искусством. У каждого крестьянина может быть урожай картофеля: это и есть культура. Но что такое искусство, знает только Бог. Нам не нужна культура. То, в чём мы нуждаемся – это Божья мазь терпения. Hominis tota vita nihil aliud quamad mortem iter est*.

Реальная жизнь – вне этой жизни. Она – вне досягаемости абсолютного горя. Она находится там, где зло становится нашим объектом воздействия. Нам нужна эта мазь для такой жизни. Смазанные ею, дорогая аудитория, мы проходим сквозь адские огни в отверстие Небес. Вот почему я говорю вам: смысл, истина всего, лежит в чём-то, что не является ни жизнью, ни смертью. Это – вопрос оргазма.

*Вся жизнь человека – ничто иное как марш по направлению к смерти.

ДЕПАРТАМЕНТ ЧИСТОЙ И ПРИКЛАДНОЙ ФИЛОСОФИИ: ОБРАЩЕНИЕ К ПОЧТОВОЙ СЛУЖБЕ NSK

Открытое обращение к почтовой службе NSK, 1994 год.

Не будет ничего революционного в том, чтобы отметить, что удовлетворение сексуальных потребностей в реальном мире физически ограничено, то есть обусловлено временем и пространством, ограничено социальными отношениями и интересом другого вовлечённого лица, чьё желание не всегда может соответствовать желанию человека, пытающегося употребить объект его или её страсти. Говоря кратко, жизнью управляет железный закон, гласящий, что физическое сексуальное удовольствие является не только вопросом свободы воли личности, но также и находится под влиянием многих других внешних факторов.

Но так как наука излагает, что чувственные ощущения, чья качественная вершина представлена сексуальным восприятием и которые прямо соответствуют определённым электрохимическим субстратам и процессам в нашей нервной системе (а как мы знаем, то, что является электрохимическим, может быть переведено в электромагнетизм и волны и совместимо с ними), то мы внезапно сталкиваемся с тем фактом, что мир самых заветных чувств определённо будет вопросом объективного, научного и рыночно-регулируемого распространения, эксплуатации и телекоммуникации.

Если центральная нервная система может быть воспроизведена электромагнитным полем и специальными длинами волн, которые на неврологическом уровне переведены в структуру, соответствующую конструкции и энергетической величине нейротрансмиттеров, чьи квант и движение выражены в чьём-то сознании как приятное ощущение, то всей системой, из-за этой созависимости от форм энергии, можно управлять с помощью телекоммуникаций.

Давайте перейдём к конкретике: управляя обменом напряжения ионов натрия, мы можем воздействовать на коммутацию нейронных синапсов, которая приводит к расширенному продлению чувств и возможно даже к прогрессирующим умственным способностям. Этот процесс может быть создан с помощью слабой волновой пульсации, отражённой в усиленных ощущениях сексуальных импульсов в центре мозга. Это означает, что если однажды мир ощущений, проявленный как особая электромагнитная амплитуда, сможет быть передан человеку посредством специального аппарата, то опыт сексуального удовольствия будет освобождён от определённых, пока ещё непобедимых, негативных внешних влияний и пространственных ограничений.

Здесь мы затрагиваем саму функцию почтового отделения. Сказанное выше могло бы быть выполнено посредством центра телекоммуникаций, где расшифровка электромагнитной записи сексуального возбуждения (тактильность, влажность, теплота) будет сохранена в центральном компьютере и передана владельцам кодовых карт, которые откроют доступ к базе данных сексуально-магнитной информации.

Милые леди и джентльмены, как мы можем обнаружить, сексу по телефону действительно будет придан смысл, устремлённый к современной технологии телекоммуникаций: привносить человеческие потребности в чей-то дом и удовлетворять их там.

ДЕПАРТАМЕНТ ЧИСТОЙ И ПРИКЛАДНОЙ ФИЛОСОФИИ: ПОЛУНОЧНОЕ ОБРАЩЕНИЕ

Полуночное обращение к членам NSK, их женам и друзьям накануне 1989 года, Любляна.


Как звёздному небу отпущен свой срок, который завершается по воле Всевышнего, так и Дух, детьми которого мы являемся, предпочёл превратиться в сосуды, сделанные из секунд и часов, дней и месяцев, неделей и лет. Этот Дух сделал время местонахождением своего бытия, пред которым мы стоим, пока он поручает нам задания, которые мы должны исполнить так, чтобы Он после смог забрать нас в Своё безвременье. И время, которое мы проводим за выполнением этих задач – это наша жизнь. Дух, воплощённый в последовательности дней и лет, называют историей мира.

Мы рассматриваем историю мира как чашу экстаза, из которой мы пьём, чтобы быть счастливыми. Однако мы спрашиваем себя, аморальны ли мы, если пьянеем? И когда мы согреваем так свои головы, загрязняем ли мы своё сознание? Нет, ни в коем случае. В нас нет лжи и нет себялюбия. В нас нет ни обмана, ни своекорыстия. Мы не скрываем тактику и коварные намерения. Мы – явная стратегия, стратегия непреклонной неизменности в изменчивом. Вот почему мы не жестокосердны, если не отвечаем на императивы текущей политики. Вот почему нас не разъедает ненависть, если мы рассматриваем страдание нации как её покаяние.

В часах и неделях, в месяцах и годах мы признаём господство одного принципа и одного закона, в котором ослабевает даже самая невыносимая боль, и сильнейший яд утрачивает силу. Мы, напивающиеся историей, предлагаем тосты за вечные ценности, омывающие раны нашего томительного существования. В то время как звонят колокола и беззвучно тикают часы, мы прославляем прочность этической позиции и красоту искусства, в которое мы были призваны нашим Творцом. С течением времени мы слышим безвременье любви и бессмертие жизни. И именно поэтому круговое движение стрелок является не бесцельным измерительным прибором, а мерилом наших страстей и устремлений, нашей радости и боли, великой борьбы и хрупкого перемирия. Удары маятника, провозглашающие приход нового года, – это в данном случае событие, предвещающее новое растрачивание даров Всемогущего, которые должны остаться здесь.

Сладкий напиток, дарующий нам власть истории мира, появляется из бочек Того, кого мы можем постигнуть только через Его милосердие. И Он желает делать нам благо. Вот почему наше головокружение – это всегда невоздержанность ума. Вот почему мы здоровы, и вот почему блаженство Богов – не причина для отчаяния, но повод для гордости.

ДЕПАРТАМЕНТ ЧИСТОЙ И ПРИКЛАДНОЙ ФИЛОСОФИИ: ДВА ОБРАЩЕНИЯ В ВЕНЕ, ИЮНЬ 1988 ГОДА

Два обращения Петера Млакара к австрийцам, произнесенные на концерте Laibach в Вене, Kaiser Franz Joseph Reitschule, июнь 1988 года. Обратите внимание, в какой риторической манере оратор обращается к публике. Многие зрители ушли из зала, посчитав речь Млакара оскорбительной. Провокация оратора - задевает беспокойное коллективное бессознательное народа, к которому обращена речь. Такая манера поднимает со дна внутреннее беспокойство отчужденного обывателя, идентефицирующегося со своей нацией. Вырывая и деперсонализируя слушателя путем жесткого насилия методом провокации, оратор показывает суть этой идентификации, вызывая у личности еще большее беспокойство, но оказывющего, путем обретения и повышения сознания, тонизирующий эффект для сильных духом.

I.

Австрийцы!

Вы – германцы. Однако вы также несёте в себе наши семена, и мы здесь, чтобы увидеть, что вас не загнали в норы. Германцы дали вам благоденствие, тогда как мы, элита, дали вам Дух. Помните и остерегайтесь: Дух есть Закон. Поэтому важны не вы, как люди, но важен Его Закон, перед которым слуга преклоняет колени и испрашивает благословление для своей страны.

До нас дошли слухи, что вы боитесь. Это именно то, что должно быть. Тем не менее, несмотря на то, что мы осквернили ваши могилы, у нас нет никаких территориальных претензий. Ваше является также и нашим. Рейх, который принадлежал вам, теперь принадлежит нам. Ваша кровь – это наша кровь. И Дух пьёт её, чтобы утолить свою жажду после завершения работы палача. Именно поэтому мы здесь.

Мы знаем, что у вас есть вера. Но ваше отношение к ней коренится в личных интересах. Вот почему снисходительность Высшего избирает нас, чтобы покарать вас. И если мы говорим, что вы – германцы, тогда мы, словенцы, избраны, чтобы быть сокрушителями в ваших лесах. Именно поэтому мы здесь. И горе тем людям, которые не распознают знаки на нашей коже: они задохнутся от своей собственной игры и засохнут в своей собственной крови.

II.

Ещё кое-что, австрийцы!

Если вы германцы, то вы знаете как повиноваться. Вы знаете, что сила Заповеди – это сила исцеления. Вот почему мы будем запрягать вас в наш плуг, чтобы вы заслужили своё ложе возле одной из наших дочерей. Но остерегайтесь: до тех пор, пока вы не поймёте любовь и сексуальность как труд Божий, вы не должны покидать свои бараки!

Вы философствуете и теоретизируете о нравственности. Это вздор. Вы говорите, что мы лжём. Но вы принадлежите нам. Кто не лжёт, чтобы доставить своей семье радость? Кто не лжёт преступнику, чтобы спасти свою честь и свою шкуру? Мы знаем, и мы говорим вам: там, где грех вызывает у вас мурашки и призывает к побитию камнями, вы найдёте наказание и прощение. Вы заслуживаете и того, и другого.

Австрийцы, вы – нация, и у вас есть страна. Но мы выследили дикого вепря для вас, чтобы вы могли насытить вашу расу. Вот почему отражение Дьявола остаётся в наших глазах с того дня, когда мы похитили у него самую возлюбленную свинью.

Австрийцы! Вы должны получить всё, что мы обещали. Тот факт, что мы собираемся обосноваться рядом с вами, не должен тревожить вас. Это будет только помощью. Но не забывайте, что мы – потомство Духа. И если молоко не будет достаточно сладким, остерегайтесь!

ИЛЬИЧ РАМИРЕС САНЧЕС [КАРЛОС] - РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ИСЛАМ (Отрывки из книги)

Эта автобиографическая книга одного из величайших революционных деятелей XX-го века Ильича Рамиреса Санчеса, которого многие знают просто как Карлоса Шакала, так и не увидела свет на русском языке. Перевод книги был выполнен издательством радикальной литературы Ильи Кормильцева "Ультра.Культура". Книга Карлоса должна была отправиться в печать в 2007 году, но трагическая смерть Ильи Кормильцева 4 февраля сильно пошатнула планы издательства. Точнее она их просто уничтожила. Вскоре после смерти Кормильцева издательство закрылось. 

Жизнь Ильича Рамиреса - это история настоящего радикала, в которой наиболее элементарным образом сплелись воедино религия и революция. Ильич Рамирес Санчес - ярчайший пример носителя радикального сознания: Unsere Geschichte ist eine Geschichte der Kaempfen zwischen die Klassen! [Наша история это история борьбы между классами.]
Это универсальная формула человеческой истории, выведенная в Коммунистическом Манифесте. Поменяйте слово "классы" на "боги" и получите чистую языческую религиозную метафизику.

Сознание, класс, каста (называйте как хотите) Карлоса абсолютно радикально и не терпит никаких компромиссов ни с метафизическим, ни с политическим бытием той эпохи, в которой пришлось творить великому революционеру. Носители такого классового сознания с древнейших времен бросали вызов этой реальности, собственным сердцем чувствуя его лживость, даже тогда, когда само политическое (в том числе тирания) не было таким явным как сейчас. Поэтому носители радикального сознания не только, согласно Марксу, мыслят идеи  в своем корне (radicus - "корень"), но метафизически чувствуют неполноту этого мира, что-то вне его, которое намеренно скрыто социумом от человека.

Радикал - не психопат, не социопат и не мизантроп. За всеми этими терминами общество скрывает то, что всегда бросало ему, социуму, вызов. Радикал это проклятый поэт, авангардный художник, недоучившийся студент-террорист, радикальное сознание повсюду, в каждом доме, в каждой школе, институте, конторе. Иногда радикала можно увидеть в зеркале.

Стезя Ильича Рамиреса - политическая борьба, которой он посвятил всю свою жизнь. Радикал говорит на языке той эпохи, в которой ему выпал жребий жить. Поэтому Карлос поменял язык левого коммунистического радикализма на язык радикального Ислама.

«Я был и остаюсь революционным борцом, а революция сегодня говорит на языке Корана».

И все-таки эта книга будет издана в скором будущем, а пока предлагаем прочитать то, что вышло из под пера Карлоса, но пока так и не увидело свет.

Предисловие к русскому изданию от автора, Ильича Рамиреса Санчеса (Карлоса “Шакала”)

Я прибыл в Москву в 1968 г., за несколько дней до своего дня рождения— 12 октября.Мне вот-вот должно было исполниться девятнадцать лет. Я поступил в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. То была пора революционного брожения: движения в поддержку Че Гевары, Мао, Вьетнама, антиколониальные, антисионистские и антиимпериалистические выступления, суровые кризисы биполярного равновесия, от которых выигрывали прежде всего простые люди, а также вспышки подрывной деятельности в странах «реального социализма».

Я приехал в Москву молодым коммунистом и коммунистом же покинул ее 20 июля 1970 г. За это время я стал яснее понимать те внутренние противоречия, которые двадцатью годами позже привели к краху СССР и развалу социалистического лагеря — посмертному торжеству Лаврентия Берии...

  

О Михаиле Горбачеве справедливо говорят, что он отец «гласности» и «перестройки». Обе эти меры были необходимы, чтобы довести до логического завершения культурное преобразование одряхлевшего «реального социализма». Однако при этом, к сожалению, забывают о том, что Горбачев был первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС, то есть возглавлял русскую колониализацию Северного Кавказа. На этот пост его выдвинул Юрий Андропов, вернейший последователь Берии, не извращенец-психопат, а убежденный антикоммунист. Тот самый Андропов, который в 1956 г. яростно воспротивился захвату власти в Венгрии Яношем Кадаром и его товарищами, истинными коммунистами, героями сопротивления первому в истории фашистскому режиму.

Юрий Андропов регулярно ездил охотиться под Ессентуки. Останавливался он у отца Наташи Наймуншиной, актрисы, владеющей многими иностранными языками, моего хорошего друга. Наташа родилась в Берлине во время Великой Отечественной войны. Ее родители были заброшены в Германию в качестве разведчиков. Отец, Герой Советского Союза, всю войну прослужил офицером генштаба III Рейха. Летом 1969 г. Наташа пригласила меня на каникулы в горы, на дачу, куда наезжали сливки советской партноменклатуры. Там я познакомился с Соней, своей первой большой любовью...

Из доверительных бесед я мало-помалу уяснил, что кризис системы неминуем. На то были экономические причины (провидческий доклад Аганбегяна), идеологические (я штудировал ленинские секретные архивы в библиотеке имени Ленина), политические (доклады ЦК относительно партий стран — участниц Варшавского Договора), военные (полная неразбериха в отделе ВВС, ведавшем разработкой реактивных двигателей) и стратегические (взрывоопасная ситуация на Уссурийском «фронте», отчуждение армий, размещенных на территории братских республик)...

Все это должно было как-то укладываться в голове деятельного подростка, который вовсю наслаждался «dolce vita» под «Подмосковные вечера», но параллельно должен был выполнять «спецзадание» венесуэльской герильи. КГБ и ГРУ вовсю шерстили элиту молодежи, отбирая тех, кому предстояло стать либо лучшими, либо худшими гражданами своих стран, кто негласно способствовал победе Берии. Эта победа обернулась катастрофой не только для народов Советского Союза, ибо лишила их общего социалистического имущества, но и для остального человечества — оно было брошено на произвол хищной гегемонии янки. Мир впервые обрел выраженную однополярность.

Что же делать? Снова национализировать горнодобывающую промышленность и энергетику, обеспечив выгодные вложения со стороны иностранного капитала. Снова социализировать коммунальные услуги и весь транспорт, но предоставить в этом плане больше самостоятельности регионам. Бесплатное начальное образование — для всех, бесплатное высшее — в зависимости от успехов. Бесплатное медицинское обслуживание. Всеобщее социальное обеспечение. Землю — тем, кто ее обрабатывает, но не использует в качестве скудного подспорья для выживания, а относится к ней по-хозяйски, как крестьяне на американском Среднем Западе. При этом следует опираться на историческую традицию мужицкого коллективного землепользования. Необходимо в срочном порядке гарантировать равноправие всем народам Российской Федерации. Страшный чеченский конфликт — это не просто провокация Запада, не просто манипуляция, организованная плутократами-сионистами, не просто кормушка для московских политиков, не просто мостик, переброшенный «Аль-Каидой», это прежде всего национально-освободительная война исторического значения. Борцы за свободу ведут этот бой из последних сил.

Из всех писателей XIX века, столь щедрого в России на великих авторов мирового уровня, я больше всего люблю Лермонтова. Но как бы я ни чтил этого «героя нашего времени», погибшего на дуэли в возрасте 27 лет, я все равно восстаю против чеченской резни.

Когда в Чечне установится демократический мир, когда чеченские мусульмане смогут свободно выбирать свою судьбу, это будет означать, что Россия вступила в новый век и приняла его освободительный импульс.

17 ноября 2004 г. Владимир Путин объявил о создании новейшего стратегического оружия. Те, кто уже отчаялся дождаться возрождения вечной Руси, воспряли духом. Московская Русь, Третий Рим, восстанет из праха на трех исторических основах: панславизм, православное христианство и коммунизм. Остальные народы, населяющие огромные пространства Российской Федерации, разделят с русскими их историческое предназначение: создать противовес гегемонистскому империализму янки — при том непременном условии, что будут соблюдены их национальные, религиозные и социальные права.

Огромную роль в этом возрождении должен сыграть ислам, вторая по числу приверженцев религия Российской Федерации. Ведь в том нравственном упадке, в котором сейчас пребывает Россия (разбитая без боя), в условиях закономерного демографического кризиса число моих единоверцев увеличивается, а вера их непрестанно крепнет.

Надеюсь, что это собрание моих заметок поможет народам Российской Федерации и бывшего Советского Союза лучше понять ислам, оценить его революционный потенциал — в том случае, когда он не теряет связи с истоками, не становится орудием в руках эксплуататоров, — равно как и его столь актуальную ныне конфликтность, вовлеченность в жестокие конфронтации.

Ильич Рамирес Санчес (Карлос)

Ильич Рамирес Карлос в 1970–1980-х годах был больше известен как террорист Карлос «Шакал». Акты, осуществленные или организованные Карлосом, были направлены против Израиля, западноевропейских государств, США и «умеренных» арабских режимов. В разное время Карлос сотрудничал с Асадом, Каддафи, Хусейном и Кастро. Ходили слухи, что его поддерживали разведки социалистических стран, в том числе СССР, где он учился в Университете Дружбы народов. Карлос осуществлял террористические операции в интересах «Народного фронта освобождения Палестины», «Красных бригад», колумбийской организации M-19, РАФ, ЭТА, «Красной армии Японии», ООП и других.

В конце 1980-х годов Карлос отошел от активной борьбы. После крушения социалистического лагеря он стал неудобен прежним друзьям. В августе 1994 года он был схвачен французскими спецслужбами в Судане. Суд по делу Карлоса состоялся в 1997 году, и Карлос был приговорены к пожизненному заключению за убийство двух секретных агентов и ливанца в 1975 году. На суде Карлос объявил себя «профессиональным революционером» и после оглашения приговора он поднял в воздух кулак и вышел из зала суда со словами «Да здравствует революция!».

ИСЛАМ — ПОДЧИНЕНИЕ ВОЛЕ ГОСПОДА

Ислам зиждется на пяти столпах. На пяти упорядоченных требованиях: символ веры — наглядное доказательство принадлежности к мусульманскому сообществу, — ежедневное пятикратное творение молитвы, закят — обязательное пожертвование, пост и великое паломничество в Мекку, которое хотя бы раз в жизни желательно совершить. Еще один столп, шестой, — джихад, что означает «усилие».

Смысл джихада прежде всего в том, чтобы победить зло в своей душе. Речь идет главным образом об усилии духовного самосовершенствования. Во вторую очередь, это борьба с внешним врагом. Мысль о том, что джихад как форма защиты веры представляет собой фундаментальную обязанность мусульманина, не нова: ее отстаивал еще в XIII веке Ибн Таймия. Сам я не считаю себя воином джихада, солдатом веры, и моя деятельность, по воле обстоятельств и эпохи, теперь вынужденно сводится к размышлению и теоретическим построениям.

Отличительная черта ислама, составляющая его силу как религии универсальной по сравнению со всеми остальными конфессиями, — это то, что каждому мусульманину вменено в обязанность распространять свою веру. Прозелитизм — это религиозный долг, но, вопреки расхожему мнению, в ислам не обращают по принуждению. Это не тоталитарная религия, в которой человек лишен свободы, самостоятельного выбора. Для нас, мусульман, тот, кто принял ислам под давлением, будет верующим лишь внешне, а неискренность его веры ослабит сообщество в целом. Думаю, подчеркнуть этот момент исключительно важно, если мы хотим что-то понять в отношениях между исламом и западной культурой — наследием христианства.

Говорю «наследием», ибо западное общество сейчас настолько дехристианизировано, являет зрелище такой нравственной и духовной пустоты, что было бы абсурдно удивляться последовательному распространению и укреплению ислама. Во Франции сотни тысяч человек уже стали мусульманами. Это, кстати, одна из причин, почему дискуссия о распространении ислама не может вестись в русле противопоставления Севера Югу или Востока Западу. Это внутренний вопрос для всех светских «демократий», которые, кстати, на мой взгляд, уже давно не являются светскими, настолько в них укоренился нетерпимый, воинствующий атеизм.

Те же самые теоретики общего образования, которые вчера яростно выступали против ношения мусульманского платка в школе (и продолжают выступать до сих пор), сегодня ищут оптимальный способ ввести в школьную программу религиозное образование. Правда, под видом изучения истории религий, но этим им никого не обмануть.

Фанатичные сторонники светскости в течение всего ХХ веке яростно воевали с католицизмом, не гнушаясь никакими средствами. Они всячески унижали его, шельмовали и поносили. И по сей день христиане, желающие сохранить верность древним традициям своей веры, при каждом удобном случае подвергаются даже судебным преследованиям.

Благодаря наплыву иммигрантов, последовавшему за колонизацией и неоколонизацией, Франция уже несколько десятилетий является страной dar al-Islam. В этой стране обосновались шесть миллионов приезжих, мужчин и женщин, — арабов, выходцев из Африки и Азии. А между тем ислам — религия, основанная на незыблемых правилах, в ней нет места сомнению, и мусульманская вера никогда не чуждалась проповеди и обращения.

Повсюду, невзирая на административные препоны, на враждебность властей, строятся мечети, молельные дома. Христианские церкви мирно преобразуются в молельные дома.

Одна из крупнейших мечетей была возведена в Риме. Это духовное завоевание не сопряжено с насилием: это тоже повод задуматься и понять, насколько ошибочно представление о столкновении цивилизаций.

Монотеистические религии уже переплелись между собой; ислам никому ничем не угрожает. Примеры людей, жертвующих жизнью ради веры, закат христианства, смешанные браки, отвержение безнравственности, неотъемлемо присущей обществу торговли, продажность морали, — все это в достаточной мере объясняет, почему ислам неуклонно укореняется в самом сердце западного общества. «Столкновение» культур и религий подразумевает некую внеположность, а ее не существует, больше не существует, по крайней мере в Европе. В пуританской иудео-христианской Америке дело обстоит иначе.

Природа, как сказал физик Лавуазье, чуждается пустоты; человеческая природа — тем более, а духовная пустота, несомненно, — самая страшная из пустот. Ограниченность марксизма обнаружила себя в отсутствии святого, поскольку, в сущности, марксизм как таковой – это религия, в которой божество — человек. Если бы в марксизме на сравнительно раннем этапе появилось измерение трансцендентности, то, с большой вероятностью, он господствовал бы сейчас практически повсеместно. Но как вышло, так вышло. Несостоятельными оказались не идеи, а люди. К сожалению, не все они исполины. Идеалы возвышенно, но редко кому удается им соответствовать. Большинство людей, дорвавшись до власти, быстро развращаются ею. То же можно сказать о большинстве светлых мечтаний о справедливости, которые так и остались мечтами…

Ислам распространяется тем быстрее, что авторитет церкви сходит на нет, а реальный социализм провалился. Ислам — это шанс для Европы. Мусульманская диаспора пока что все еще занимает маргинальное положение, но постепенно она набирает вес. Этому способствуют и демографические изменения. Некоторые сетевые магазины уже поняли, какую выгоду им могут принести покупатели-мусульмане, и стали учитывать пост месяца Рамадан в годовом планировании продаж. Конечно, в политическом отношении влияние мусульманских народов пока еще незначительно. Но в этой области, как и во многих других, изменения будут стремительными и неожиданными. Они накапливаются исподволь, незаметно, но придет день, когда в политическом пространстве грянет революция. Я так и слышу, как будет вопить буржуазия, что слева, что справа, но ей ничего не останется, как ратифицировать социальную эволюцию.

В США ислам также делает пока лишь первые шаги, но он уже представляет собой организованную силу, с которой властям приходится считаться, особенно если будет расти его влияние среди черного населения, значительная часть которого все больше и больше низводится до положения субпролетариата или даже люмпен-пролетариата, живущего вне общества. В этих кругах ислам — это обновление революционного упования, и завершающаяся ныне война укрепит веру и упрочит внутреннее единство американского сообщества верующих — закваски грядущих революций…

Ислам, как вершина божественного Откровения, изначально являл собою «революцию», Революцию революций. И назревающие в ближайшем будущем геополитические и геокультурные потрясения, равных которым не знает история, не замедлят это обнаружить. Менее чем через два столетия мусульманскими станут земли от Африки до Центральной Азии, от Индийского субконтинента до Атлантики. Бурное распространение ислама свидетельствует о могуществе Слова, о его способности воспламенять умы и сердца людей, воодушевлять их на битву за истину и справедливость божественного порядка…

Последние европейцы — те мужчины и женщины, которые сохранили гордость за свое происхождение и остались верны наследию предков, — примут в свое сердце ислам. Он станет единственным средством уберечь от разрушения свои ценности, духовное наследие многих веков, для тех, кто сумеет сохранить уважение к себе и, прежде всего, откажется рабски подчиниться материалистическому фетишизму.

С этой точки зрения, война, которую исламу предстоит вести против империализма, — война, повторюсь, не против какого-то народа, нации, государства. Мы сражаемся против системы, а система эта незаметно, но неумолимо толкает человека к развращению и к онтологической смерти. Она не только отчуждает его (в марксистском смысле слова), не дает ему стать самим собой, реализовать свой потенциал, словом, состояться, — но и, хуже того, извращает его природу и тем самым преграждает ему путь к становлению Человечности. Капитализм — это тупик. Мир изнемогает под гнетом хищнической экономики, сколько бы ни бить тревогу. Никто не хочет доискиваться истинных причин. Единственный выход — духовная революция человечества, которая разорвет железный обруч логики капитализма…

Сопротивление этому оскотиниванию и станет тем решающим доводом, который заставит европейцев, пока еще верных свои традициям и истории, принять ислам. Это относится и к тем юношам и девушкам — мусульманам, который поддались ложному обаянию «современности». Иными словами, революционное усилие должно быть направлено также и внутрь мусульманского сообщества, для которого всегда существует опасность обратиться в культ Золотого тельца, отречься от веры ради всех форм идолопоклонничества наших дней: гедонизма, индивидуализма, жажды искусственных удовольствий и призрачного могущества. Мир, который вы именуете «современным», отдалил человека от самого себя, породил безудержное бесстыдство нравов. Я всякий раз поражаюсь, когда вижу, насколько усталой, разочарованной выглядит значительная часть западной молодежи. В лицах очень многих девушек — отражение мира, в котором истинное чувство и идеал ежедневно обесцениваются. И напротив, неслыханный порыв сопротивления американской войне объединил европейцев с жителями остальных континентов — и над миром словно бы пронеслось дуновение надежды…

Ислам — религия «срединного пути». Нетерпимость противоречит духу Откровения. Пророк, этот совершенный и человечнейший человек, должен стать для каждого истинно верующего образцом для подражания. Хотя уподобиться Пророку в своей жизни и поступках для обыкновенного смертного недостижимо. Я искренне верую, что Коран есть Слово Аллаха, данное нам в Откровении. Коран, Аль-Карим, — самая верная его запись, «изложение», составленное из фрагментов Слова в передаче пророка Мухаммеда по инициативе второго халифа Рашиди, Омара ибн аль-Хаттаба, из свидетельств современников Пророка, и затем записанное по повелению третьего халифа Рашиди, Отмана ибн Аффана. Немногим позже филолог Аль Хаджад, наместник Омейядов в городе Куфа (территория нынешнего Ирака), изобрел особые значки — диакритики и внес их в священный текст. Однако и само Слово следует читать и перечитывать очень внимательно в зависимости от конкретных, специфических условий настоящего момента.

Мир меняется и изменился, это, разумеется, банальность, но это означает, что изменился также и язык, и представления, и взгляд человека на окружающий мир. Поэтому принципиально важно каждый день давать божественному Глаголу новую жизнь, интерпретируя его в соответствии с реальностью настоящего. Конечно, слова Рассказа, Koрaн, остались прежними. За четырнадцать столетий не изменились арабские буквы, в которых Слово было зафиксировано раз и навсегда. В этом залог устойчивости и адекватной передачи Слова, что отличает его от Нового и Ветхого Завета, многократно подвергавшихся искажению в устах переводчиков. Потому, говоря об интерпретации, я употребляю этот термин в том же смысле, в котором говорят о музыканте, что он, исполняя произведение, интерпретирует его, то есть всякий раз заново прочитывает и наполняет жизнью партитуру.

Я читаю Коран, когда испытываю в этом потребность, когда ищу ответ на богословские, метафизические или экзистенциальные вопросы… Коран, высшее завершение Откровения, вместилище мудрости в ее непревзойденной полноте… Он — Зеркало той битвы, которую вел Пророк, чтобы укрепить на земле божественные установления и подчинить людей воле Всевышнего.

Я насколько возможно внимательно слежу за дебатами вокруг учения ислама и абсолютно убежден, что необходимо распахнуть двери иджтихада, которые – так исторически сложилось — остаются закрытыми с XI века. Ибо условия современности, трансформация общества, культуры и менталитета требуют, чтобы полемика вокруг толкования священных текстов стала достоянием общественности, чтобы она велась всеми верующими, а не становилась делом нескольких движений, братств или сект, которые будут переиначивать значение божественного Слова как им вздумается, а то и с оппортунистическими целями.

Больше того: нет и не может быть избирательного прочтения Откровения. Мединская проповедь не исключает и не отменяет мекканской. Коран не есть книга гнева или ненависти, это не инструмент порабощения и подавления, служащий оправданию того, что ставят нам в вину наши враги. Долг правоверного — вести упорную и беспощадную борьбу за веру; Слово же Господа исполнено любви и милосердия. Поэтому я убежден в целесообразности иджтихада как носителя истины и движущей силы исламской Революции.

Что до людей Книги, то, если они не хотят полностью исчезнуть с лица земли, им придется перестроить свое общество на основаниях Истины. Истины, которую откроет им мусульманское образование, истины как таковой. Истина или то, что возможно более полно отвечает ей, должна получить доступ в средства массовой информации, даже если ей придется пройти через порабощение мысли лживыми подконтрольными, ангажированными СМИ, которые все так или иначе осуществляют скрытое внушение. Надо будет вернуться к христианскому принципу воздавать каждому по заслугам, чтобы возродить ту интеллектуальную честность, благодаря которой стал возможен расцвет науки и техники. В самом деле: в научном и техническом знании нет места лжи. Там все либо так, либо не так. С правдой материи, с законами физики не договоришься. Если мы не хотим, чтобы цивилизация оборвалась, мы должны подчинить этому требованию объективности и информацию. Сообщать о фактах равномерно, забыв о двойных стандартах весомости и величины, непредвзято и беспристрастно. То есть просто-напросто следовать принципам всеобщности и равенства при любых обстоятельствах, применительно к любым событиям без исключения и дискриминации. В общем, довольно лукавить с правдой, пора взглянуть ей в лицо, — если только те, для кого, на общее несчастье, не существует высокой морали, на это способны…

Точно так же и образование должно, в первую очередь, развивать у детей способность к критическому суждению — и не говорите мне, что это несовместимо с мусульманской верой, как раз наоборот. Это лишний способ научить ребенка быть свободной личностью, сознательно относиться к себе и понимать, какое место занимаешь в Творении… Общество, претендующее на статус демократического, лишь в том случае сможет преодолеть свои внутренние противоречия, идеологические и мировоззренческие, если вернется к логике живой жизни, той, что по законам природы лежит в основе всего сущего и о которой современный человек — развращенное животное, утратившее свой естественный облик, — совершенно позабыл. Глубже врасти в действительность — только такой ценой нам удастся сохранить свет истины в наших душах и осуществить демократическую революцию во имя и с помощью веры. Ложь во всех своих проявлениях, начиная с умолчания и сокрытия, есть бесконечное зло для человечества. Ложь питает войну. Ложь питает ненависть. И зачастую ложь привлекательнее правды, она проще, а мы любим то, что просто, что, увы, не требует от нас ни усилия, ни решимости…

Мусульманское общество, следовательно, нуждается в иджтихаде, чтобы противостоять злоупотреблениям и соблазну и чтобы не поддаться искушению выборочного, порой искажающего, прочтения Корана. Иджтихад должен быть непрестанным, чтобы не оставлять шанса отсталости и всем тем регрессивным тенденциям, которые проявляются в избирательном или слишком фанатичном толковании Слова. Учение — живой организм, оно должно ежесекундно обновляться, мысль нуждается в орошении живительной влагой действительности; в противном случае мысль, заключенная в текст, становится мертвой буквой, немеет и обращается в камень. Вера — это беспрерывное упражнение, аскеза, как сказали бы раньше, а упражнение духа, как его понимал иезуит Игнатий Лойола, — это не искусственное ограничение веры, а, напротив, доведение ее до высшей точки. Господь Есть также и непосредственный опыт действия, — поэтому для нас, мусульман, так важно ежедневное исполнение обрядов. Человек должен каждый день заново отливаться в форму божественной воли, каждый день восстанавливать свою человечность в Господе. Вот почему с каждой зарей следует перечитывать и заново истолковывать, наполнять новой жизнью божественное Слово. Вот почему ислам – и иначе невозможно – есть постоянная Революция.

22 марта 2003 года

Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному!

Я выходец из зажиточной семьи, где принято, достигнув определенного положения, переселяться в столицу. Моя мать была преданной женой и образцовой хозяйкой дома, отец, доктор права, - поэтом, интеллектуалом, политиком, трибуном и пламенным революционером. Мое детство прошло в мелкобуржуазной, но проникнутой революционным мистицизмом среде.

Этим объясняется данное мне, старшему ребенку в семье, имя - Ильич. Мы с моим братом Лениным назвали нашего младшего брата Владимиром. В контексте той эпохи подобный выбор был, пожалуй, дерзким вызовом обществу, но отец вряд

ли серьезно рисковал, он всегда был близок к кругам находившихся у власти военных и гражданских политиков - соратников по борьбе, старых друзей, родственников…

Имена наши громко и ясно заявляли об отношении семьи к знаковым фигурам революционной борьбы. Все великие люди, зачисленные в мой личный пантеон, посвятили себя борьбе за освобождение человека: Ленин, Сталин, Гайтан - глава Либеральной партии Колумбии, Сиприано Кастро - президент Венесуэлы в 1899 году, убежденный националист, Мао Цзэдун, Морасан - объединитель Центральной Америки, Густаво Мачадо - легендарный глава венесуэльской компартии, Гамаль Абдель Насер, Фидель Кастро, Че Гевара… И, разумеется, мой отец!

Мировосприятие отца влияло на формирование моего политического сознания, я воспитывался на примерах жизни великих людей - властителей дум и символов революционной борьбы в XIX-XX веках. Эти люди были для меня образцом для подражания, ведь их замыслы и деяния выходили за рамки жизни одной, отдельно взятой страны и влияли на весь мир.

Должен заметить, что на определенном этапе я стал ярым антинасеровцем и, единственный из собратьев-федаинов, не оплакивал в сентябре 1970 года его смерть. Лишь много позже я понял и оценил все истинное величие Гамаля Абделя Насера, сумевшего отвоевать для арабов место в современной истории, сделавшего их ее активными участниками.

Мы не виделись с отцом около тридцати лет. Я наивно упрекал его в нежелании реально участвовать в революционном процессе, он же безуспешно пытался примирить меня с некоторыми политическими реалиями, давно утратившими свой романтический ореол. Мы отдалились друг от друга, отношения наши стали в основном «эпистолярными», потом иногда встречались на нейтральной территории. Но, вопреки времени и расстояниям, связь между нами всегда оставалась прочной, отношения были проникнуты теплом и любовью.

Кадр из фильма "Карлос"

Мой отец всегда, в любых обстоятельствах, очень гордился тем, что я выбрал для себя путь профессионального революционера и храню верность делу, хотя и воспринимал революционное насилие как нечто сугубо теоретическое. Он был убежден, что насилие в исторической перспективе может и должно принимать формы военных государственных переворотов и путчей, призванных разрушить буржуазный строй. Хочу подчеркнуть, что выбор в пользу вооруженной борьбы мне был навязан обстоятельствами, в том числе жестокостью врагов революции.

Я, безусловно, хотел в своей борьбе пойти дальше отца. Изживание прошлого, расставание с идеалами и идеями, заложенными в семье, стали для меня одним из главных факторов в выборе пути - пути политического протеста целого поколения, отразившего требования и настроения исторического момента.

Студентом я преуспевал в гуманитарных науках - истории, географии, литературе и особенно в психологии. В июле 1966 года я получил в Каракасе степень бакалавра. Приехав в августе того же 1966-го в Лондон, я через год стал бакалавром по специальности ordinary levels London University Board, а в 1968-м сдал экзамены по advanced levels.

Практически все мои так называемые биографии (печатные и устные) пестрят ошибками, а кое-кто из авторов не гнушался и вымысла, поэтому я считаю необходимым описать некоторые поворотные моменты своей жизни, что поможет читателям понять мой идейный и духовный путь борца за свободу и достоинство человека, за революцию.

Из других событий, оставивших неизгладимое впечатление, назову всеобщую забастовку 1952 года - ответ на путч военных, попытавшихся отменить выборы в Учредительное собрание, развод моих родителей, народное восстание 23 января 1958 года против находившейся у власти хунты, кубинскую революцию, национально-освободительную войну в Алжире. Некоторые эпизоды более личного характера также глубоко повлияли на мою жизнь, в том числе исключение в ноябре 1969 года из Венесуэльской организации молодых коммунистов, отчисление из Московского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы за отказ вернуться в лоно венесуэльского комсомола и страстный роман с женщиной, ставшей матерью моего сына…

Я рано сделал свой политический выбор. Уже в юности я пошел по стопам отца, хотя в конечном итоге не сам человек решает, быть ему революционером или нет - выбор за нас делает Революция! В январе 1964 года я примкнул к тайной организации Венесуэльской коммунистической молодежи. Убежденность в правильности избранного пути крепла на протяжении всей моей жизни, и разочарование, связанное с крушением советской системы, лишь укрепило мою революционную веру.

Кадр из фильма "Карлос"

В июне 1970 года меня, в числе других шестнадцати студентов, по требованию компартии Венесуэлы исключили из Университета имени Патриса Лумумбы. Покинув Советский Союз, я в июле того же года прибыл в Бейрут, откуда перебрался в Иорданию, где и начался активный период моей жизни борца за дело освобождения палестинского народа в рядах Национального фронта освобождения Палестины.

Расскажу подробнее об отъезде из Москвы, сыгравшем определяющую роль в моей боевой биографии. Сумей тогда КГБ привлечь меня к сотрудничеству, я, возможно, никогда не стал бы участником палестинского сопротивления. Пути Господни неисповедимы… В июле 1970 года официальный представитель НФОП убедил меня встретиться с одним из проректоров УДН. Этот достойный человек дружески поинтересовался, почему мы с братом Лениным и еще пятнадцатью студентами-венесуэльцами хотим покинуть СССР, заявив, что никаких проблем с продлением нашего пребывания в стране больше нет. Уши вездесущего КГБ торчали отовсюду!

Я ответил, что мне как настоящему коммунисту пора переходить от теории к практике. Тогда проректор поинтересовался моим возрастом - «двадцать лет» - и закончил беседу следующей фразой: «Адрес университета вам хорошо известен. У нас можно учиться до тридцати пяти лет, так что вам достаточно будет просто написать ректору - и вы немедленно получите визу и билет, где бы вы ни находились!» Вот так - за пять минут, со старомодной вежливостью и отеческой теплотой, на чистом русском языке, коротко и ясно, без малейшей угрозы - было сказано абсолютно все. Снимаю шляпу перед КГБ!

В Москве, кстати, меня искушал не только Комитет. Один мой знакомый - человек солидного возраста, заканчивавший в Москве аспирантуру, - вознамерился ввести меня в «золотую» мафию. Он, разумеется, никому не доверял, но хотел, чтобы я находился в контакте с одним старым евреем (тот был видной фигурой в московском воровском мире). В то время золото в слитках на черном рынке Москвы стоило в рублевом эквиваленте в двенадцать раз дороже, чем в Женеве (естественно, в долларах!), а в Ташкенте эта цена удваивалась! Никакого политического продолжения история эта для меня не имела, но тогда же я узнал - совершенно случайно! - что большинство членов «золотой» сети были настроены просионистски.

Я упомянул эти эпизоды моей московской жизни, желая четко дать всем понять, что уже в молодости мы высоко ценили свою независимость и твердо ее отстаивали. В дальнейшем я всегда придерживался той же позиции, и ни ГРУ, ни КГБ никогда не чинили мне препятствий, я же, со своей стороны, всегда старался избегать любых конфликтов с этими организациями. Многие в КГБ не слишком мне доверяли, но встречались и такие, кто был настроен откровенно «прокарлосовски» - и в частных разговорах они этого не скрывали. Так же обстояло дело и в подчинявшихся КГБ пограничных войсках: офицеры не раз проявляли «интернациональную» солидарность.

Считается, что Судан выдал Франции выдохшегося наемника-алкоголика и даже, возможно, наркомана. В действительности французская исправительная система, погрязшая в собственных противоречиях, держит в цепях льва. Боюсь, обрети я сегодня свободу, меня тут же убили бы безо всякого суда, а может, похитили бы, заставив исчезнуть навсегда.

Сегодня я - пленник Французского государства, не уважающего собственные законы. Положение могло бы изменить либо вмешательство

Венесуэлы, либо вооруженная акция патриотов-интернационалистов. Я же продолжаю противостоять судебной машине и делаю это из удовольствия и по принципиальным соображениям.

С сентября 1994 года, практически сразу после прибытия во Францию, меня много раз склоняли к побегу… Думаю, особых разъяснений не требуется! Автоматы АК-47, автоматические пистолеты, взрывчатка, детонаторы и гранаты… Чего мне только не предлагали! Достаточно, чтобы вооружить с десяток заключенных тюрьмы Сантэ и попробовать прорваться. «Посланцы Смерти» действовали якобы от имени алжирского генерала Смаила Ламари. Попытки эти выглядели совершенно нелепо - всем известна свирепая эффективность алжирских спецслужб! Провокации следовали одна за другой, и самая опасная была предпринята 26 декабря 2000 года: вряд ли можно назвать случайностью или совпадением тот факт, что в соседних с моей камерах сидели либо «особо опасные» заключенные (они много раз пытались бежать, брали заложников, требовали предоставить им вертолет), либо психопаты, сексуальные маньяки, люди, зараженные СПИДом, отчаявшиеся бедняги, готовые на любую крайность, чтобы избежать пожизненного заключения.

Хочу заявить сразу и однозначно: я никогда, ни при каких обстоятельствах не попытаюсь бежать, даже если мне захотят «помочь» политики. Я не имею права из личного эгоизма попасть живым в руки врага и заговорить. Весь мир знает, как «эксперты» американских спецслужб обращаются сегодня с военнопленными на базе в Гуантанамо. Я был и остаюсь революционным борцом, а революция сегодня говорит на языке Корана…

***

Я принял ислам в начале октября 1975 года, в тренировочном лагере Движения освобождения Палестины в Йемене близ Хаара в провинции Абиян. Я помню это так ясно, словно все случилось вчера, а не двадцать семь лет назад. Я готовился к обряду среди моих боевых товарищей - арабов, которыми мне предстояло командовать во время опасной боевой операции в Западной Африке. Все они были мусульманами и попросили меня разделить их веру, чтобы - в случае гибели в бою - я повел их в Рай. Братство по оружию стало одной из главных - глубинных - причин обращения в ислам, сыгравшего решающую роль в моей судьбе. Неотвратимость вечной спутницы воина - смерти - не пугала меня. Я воспринимал ее как нечто естественное, без тоски и отчаяния, ибо случайности в революционной войне, которую ведет любой профессиональный идейный борец, неизбежны.

В тот день я отнесся к обряду посвящения почти легкомысленно, мною руководило скорее чувство товарищества, чем зрелое размышление. Но потом в моей жизни случилась встреча с мужественным провидцем, иранским муллой Абу Акрамом - он был близок к иранским моджахедам (позже им пришлось скрываться на территории Ирака). Сегодня эти люди вынуждены соблюдать крайнюю осторожность - американцы записали их в террористы. Абу Акрам был в моем подчинении, что не помешало ему отчитать нас за легкомыслие. На сочном и цветистом арабском - не забудьте, он был иранцем, то есть неарабом - Абу Акрам дал нам множество теологических разъяснений и комментариев, после чего заставил снова прочесть Fatiha -обет веры, на сей раз – с полным осознанием важности происходящего. Таким образом, я дважды совершил ритуал обращения, и он дал начало долгому пути нравственного и духовного созревания. Путь этот не окончен, и я не намерен с него сворачивать. Хочу опровергнуть некоторых биографов, утверждающих, что я принял ислам в Алжире: в моих отношениях с правительством этой страны не было религиозной составляющей, несмотря на тесную дружбу с Абдельазизом Бутефликой (я ни разу не был ни в одной алжирской мечети).

Я не являюсь «воином Аллаха» в прямом смысле этого слова - моей вере недостает мистицизма. Я мусульманин, но моя борьба носит скорее политический, чем религиозный характер. Замечу, что, вопреки большевистской традиции, я никогда не относился к марксизму как к религии. Моя связь с коммунизмом носит интеллектуальный, рациональный характер. В основе моего политического выбора лежал разум, а не идеалистическая страсть, как у отца-мистика, почти фанатика. Первое образование он получил в Венесуэле, в маленькой семинарии отцов-эвдистов, где преподавание велось на французском языке, и отец сохранил о преподавателях самые лучшие воспоминания. Утратив веру в Бога, он в некотором смысле транспонировал ее на Маркса и Ленина.

Что до моего «неверия» в политические догмы, оно, вне всякого сомнения, было реакцией на духовный экстремизм отца; его глубинная религиозность практически не повлияла на мое будущее духовное развитие и религиозное обращение. Мои отношения с марксизмом никогда не были ни догматичными, ни религиозными, и пусть никто не думает, что я механически заменил материалистическую «религию» мусульманской верой.

Понятие «политической религии» не до конца применимо к марксизму: если он и порождал фанатизм всех мастей, изначально в нем не было ничего исповедального или эсхатологического. Можно умереть или убить за любое дело - самое справедливое и бесконечно гнусное, - и в этом не будет ни преодоления себя, ни осязаемого присутствия Бога.

Я осваивал марксизм с критических позиций; так должен был бы поступать каждый истинный коммунист, ибо теория - это живая субстанция, которой ни в коем случае нельзя позволить застыть. Теория развивается, живет, меняется. В противном случае все мгновенно сводится к торжественным догмам, и тогда умирают мысль, преданность идеалам и готовность к революционному действию.

Без критики нет развития, но если материализм в исторической перспективе теряет свои позиции, то диалектический материализм как метод анализа и исследования актуален и сегодня. Кто из самых ярых хулителей посмеет утверждать, что не принимает его во внимание? Коммунизм все еще жив в

Китае, Вьетнаме, Северной Корее, на Кубе, в Лаосе и Камбодже, он пропитал всю западную культуру, изменил видение мира и общества для многих и многих поколений.

Одна из величайших заслуг Маркса состоит в том, что он выявил всю плодотворность диалектики как метода познания, которым пользовались уже великие материалисты античности. Но только Маркс превратил диалектику в инструмент анализа и социального развития. Для Гегеля диалектика была инструментом познания теории, Маркс же сумел превратить ее в метод анализа социальной действительности.

Я был поражен, осознав, что многие - если не все - руководители компартий, находившиеся у власти в конце 1980-х, превратили марксизм-ленинизм в подсобный политический инструмент. Идеология марксизма, пользуясь догматическим «дубовым языком», стремилась к единственной цели - обеспечить власть бюрократической касты номенклатуры и оправдать ее политический оппортунизм. Марксизм-ленинизм превратился в удобный инструмент в руках людей, давно утративших революционные идеалы (если они у них вообще когда-нибудь имелись!).

На той стадии марксистская доктрина являлась идеологическим оформлением власти, чьей единственной целью было самосохранение, желание обеспечить преемственность и ничего более. Коммунистические руководители перестали быть проводниками марксистских идеалов, но марксизм давал им в руки волшебную палочку, с помощью которой они манипулировали массами, направляя энергию людей на осуществление ложных теорий. У аппаратчиков была в руках власть, какую правители имели лишь на заре человеческой истории. И на что же они ее употребили?

Именно потеря идеалов и веры в справедливое будущее, предательство надежд огромных масс людей, откровенный, ничем не прикрытый обман стали, на мой взгляд, теми подводными рифами, на которые напоролись коммунистические режимы. Американцам, конечно, гораздо приятнее думать, что падением Берлинской стены мир обязан превосходству их стратегического видения, афганской ловушке и СОИ, пресловутому плану «звездных войн». Все это, вместе взятое, подорвало волюнтаристскую, искусственную экономику находившегося на последнем издыхании социалистического лагеря, не способного выдержать ни затрат на войну в Афганистане, ни конкуренции с новейшими американскими технологиями.

Фото отцу из тюрьмы

Но «аналитики», на мой взгляд, упустили из виду глубинные причины крушения советской системы - я говорю об отказе от идеи перманентной революции (как идеи и как реального действия), многие годы питавшей революционный порыв всего советского общества. Мир равенства и справедливости - это мир, который нужно творчески создавать и совершенствовать, избегая шаблонов.

Диалектический материализм - в том случае, если его используют осознанно, без убогой риторики, с остро критических позиций, - может быть бесконечно продуктивен как метод. Речь идет о необходимости честно и прагматично констатировать все ошибки и тупики исторического материализма - системы, претендовавшей на всеохватность, которая не могла ни все объяснить, ни все предвидеть. Если соединить этот подход со светом веры, в руках окажется мощное оружие, очень действенное в битве за справедливость…

Этот теоретический, научный метод может идти рука об руку с великой битвой за духовное самосовершенствование. Ничто не является раз и навсегда установленным, необходимо снова и снова бороться за себя самого, одновременно участвуя в революционном совершенствовании общества: только так человек сможет выбраться из кокона собственного эгоизма, отречься от убийственных стремлений к завоеванию и подавлению других людей.

Преодоление в ленинской доктрине ошибок Маркса, с одной стороны, и применение диалектики как метода научного анализа вкупе с праведной духовной жизнью, с другой, - таков рецепт осуществления человеком собственного предназначения, во всяком случае моего.

Современный человек убедил себя еще и в том, что может обойтись без Бога, без этой бесполезной составляющей бытия! Он имеет невероятную глупость заявлять, что сам управляет своей судьбой и собственными успехами обязан только себе! Все это, конечно, чистейшей воды абсурд. Вера - верховный акт развития, а не наоборот. Впрочем, только здесь, в Европе, атеизм приобрел столь нагло-воинствующие формы. Американцы - те хоть пытаются прикрывать свои низкие цели Библией…

Бог есть живой, конкретный и даже материальный опыт. Бог - не абстракция, не дух, верующий человек убеждается в этом ежедневно. Запад, на свое несчастье, эту истину забыл, он не помнит, что оба порядка - естественный и Божественный - суть одно и то же. Нарушить один - значит преступить и другой. А разве можно безнаказанно нарушать физические законы?

Мое обращение в ислам не оказало немедленного и непосредственного воздействия на жизненные привычки, в том числе на систему питания. Идея греха для меня отделена от изначального понимания зла, познание последнего идет рука об руку с приобретением человеком жизненного опыта. У зла есть «онтологическая» сторона, оно присутствует в мире, оно действует, оказывая на людей ощутимое материальное и духовное влияние. Грех - другое дело, в нем отсутствует аспект абсолюта. Его очень часто обнаруживаешь постфактум, испытывая мгновенный укол совести.

Проходя путь духовного развития, я все яснее осознавал трасцендентальный характер собственных поступков и приобрел привычку молча взывать к Господу, произнося благодарственные молитвы: я просил Бога указать мне путь, защитить и просветить. Находясь в заточении, я вынужденно воздерживаюсь от алкоголя, но меня это совершенно не угнетает. Я ненавижу пьянство. Привычка пить вино за едой была для меня скорее частью «культурного» ритуала, укоренившегося в странах Латинской Америки.

Мое видение мира и действующих в нем сил не слишком существенно изменилось после принятия ислама, оно упростилось, потому что я нашел в Коране и вере логичные, здравые ответы на мои собственные вопросы и вопросы других людей. Вера укрепила мою убежденность и боевой дух. Я борюсь против активных материальных и нематериальных сил, против людей и идей, против учреждений, хотя сражение мое носит интеллектуальный характер. Я верю, что первопроходцы должны иметь возможность передавать свой опыт тем, кого завтра жизнь пошлет на передовую… Мы должны указать им дорогу к Вере, справедливости и борьбе за истину, зная, как тяжел путь ко Всемогущему…

Сегодня мне смешно то антирелигиозное манихейство, которое когда-то, до обращения к Божественному Началу, вдохновляло меня и моих товарищей. Тогда я неоднократно отмечал для себя, сколь важную роль играли в национально-освободительных и революционных сражениях священнослужители-воины. В контексте палестинского сопротивления роль религии неуклонно возрастает. Меня поразила убежденность федаинов, и я проникся их верой. Мне смешна нелепая борьба против Бога, против самой идеи о том, что в этом низком мире может существовать Нечто, превосходящее наше понимание и недоступное нашему воображению. Злобный и бессмысленный предрассудок, которым многие защитники пролетарской революции размахивали как хоругвью, был в те времена в большой моде. Я находился в тупике - теперь я это понимаю, благодарение Небу, я нашел выход, и моя новая - нет, обновленная! - вера только подтвердила былые обязательства по отношению к Революции и новому человеческому порядку, подчиняющемуся Божественному замыслу.

Вера оказала мне неоценимую помощь в понимании сочетания психологических и социологических факторов в человеческих отношениях и важности религиозного фактора в историческом развитии в прошлом, настоящем и будущем. Предназначение истории - предвидеть, в ретроспективном анализе важно перспективное предвидение. Это избитая истина, но ее полезно время от времени вспоминать. Она позволяет мне расшифровать природу внутренних и межгосударственных столкновений в странах так называемого Юга.

Как разобраться в конфликтах и столкновениях сегодняшнего дня исключительно с материалистических позиций? Теперь, когда снято двенадцатилетнее эмбарго, писаки-журналисты словно по мановению волшебной палочки вдруг осознали, какую важную роль играет нефтяной фактор в объяснении нынешнего кризиса и американской политики.

Контроль над энергетическими ресурсами является определяющим, но не единственным параметром, далеко не единственным. Было бы странно и неестественно зацикливаться на одном аспекте - безусловно главенствующем, но являющемся лишь частью целого, пытаясь объяснить всю сложность ситуации публике, ровным счетом ничего не понимающей в геополитике.

Они либо наивные ослы, либо - и эта версия кажется мне наиболее правдоподобной - повторяют, как верные псы, то, что трубит голос его хозяина. Педалировать нефтяную составляющую конфликта - значит затушевывать другие, не менее - если не более - важные стороны ведущейся войны. Судьба Палестины тоже поставлена на кон, но понимают это на Западе считаные единицы посвященных, все остальные - средства массовой информации и их клиенты - даже не задаются этим вопросом.

Восьмилетнее заключение ни на йоту меня не изменило - я был и остаюсь революционером и коммунистом. Я буду всеми допустимыми способами бороться за освобождение мира от империалистической эксплуатации, а Палестины - от сионистской оккупации. Хотите верьте, хотите нет, но это не мечты выжившего из ума идеалиста и не бахвальство бывшего.

Антиглобализм сегодня сильнее любых нынешних и прошлых политических и идеологических расхождений. На повестке дня - вопрос о выживании человеческого вида: если мы продолжим разрушать планету теми же темпами, как делаем это сейчас на потребу империалистическому Молоху, то очень скоро вернемся в первобытные времена и окончательно одичаем. Бороться против империализма - значит бороться за человека и цивилизацию, а не за одну, отдельно взятую, религию.

Я полагаю, что глубинная духовная сила ислама помогает нам вернуться к естественным и одновременно ниспосланным свыше отношениям с людским сообществом и природой. Кажется, Мальро писал, что «XXI век будет веком религий или его не будет вовсе». Все разумные люди должны осознать, сколь серьезен брошенный нам вызов, поскольку будущее выглядит далеко не безоблачным - несмотря на всю безграничную демагогию вождей, проповедующих мир во имя того, чтобы было удобнее вести войны. Грозовые тучи уже затянули небо над головой «демократий». Великая Америка под предлогом борьбы с терроризмом обирает всю планету. «Старшая сестра Америка» уже на марше, ее военная машина отлажена. Думаете, ее можно остановить? Что касается меня, я знаю, в чем мой долг, но оружия в руки не возьму! Прошли годы, условия борьбы изменились. Остается политическая борьба, от которой я не откажусь ни при каких обстоятельствах.

Кадр из фильма "Карлос"

Ислам укрепил мое чувство солидарности, избавил от склонности к индивидуализму - этот первородный грех характерен для всех обществ эпохи упадка. Ислам постоянно напоминает нам о принадлежности к сообществу и о том, что верующий всегда должен помнить о Боге. Это вовсе не значит, что личность полностью утрачивает свою индивидуальность, в исламе нет ничего тоталитарного… Это религия свободных людей, каждый из которых лично отвечает за выбор, сделанный в пользу добра или зла. Религия, в которой не должно быть места презрению или ненависти, - только сопереживание и участие, то, что я называю «страдать вместе с…». Как быть счастливым в несчастливом мире, погрязшем в собственных пороках, которые считаются источником счастья? Этот эрзац счастья, больше всего похожий на рекламный слоган, есть в действительности отрицание подлинной жизни.

Должен признаться, что питаю презрение к моральной нечистоплотности и низким чувствам некоторых людей, с которыми вынужден общаться против собственной воли. Судить пороки общества? Это не значит осуждать тех, кто им подвержен. Все они рано или поздно становятся жертвами собственных слабостей. Некоторые виноваты больше остальных, и тут не может быть и речи о полном отпущении грехов, это выглядело бы мерзким попустительством. Возможно, восемь лет судебного преследования и полной изолированности от мира в какой-то степени объясняют недостаточную беспристрастность моих оценок. Впрочем, особой горечи я тоже не чувствую, моя вера слишком сильна и глубока, и, каким бы парадоксальным это ни казалось, она делает меня свободным.

Я был женат трижды и сочетался браком с Изабель Кутан, Магдаленой Копп, а также с Ланой Харрар по законам шариата. Моя супруга-палестинка взяла на себя труд научить меня молитве и с нежной кротостью наблюдала, как я исполняю обряды. Ее мать объяснила мне, как именно следует воздерживаться от пищи - это мало чем отличается от поста, преданного католиками забвению. В рамадан мусульмане должны строго соблюдать все правила, закон не терпит приблизительности. Ислам требователен, но ведь когда человек идет к Богу, с него много спрашивается и еще больше он должен отдавать.

С Магдаленой Копп и дочкой

Я безгранично уважаю мои обязанности мужа и главы семьи, почитая права женщин главнейшей составляющей жизни. В противоположность сложившемуся на Западе нелепому и даже карикатурному представлению о положении мусульманок, их права отражены в духовном законе. Любой человек в Афганистане скажет вам, что учреждение шариатских судов - трибуналов, где судят по законам шариата, - принесло в страну неизвестные ей доселе законы нуштували, родового кодекса титульной нации - пуштунов.

Все, конечно, помнят зрелище казни женщин на стадионе в Кабуле - вражеская военная пропаганда транслировала картинку на весь мир, вызвав взрыв возмущения общественного мнения. Англоамериканец Питер Берген из CNN, встречавшийся в конце 1999 года с шейхом Осамой Бен Ладеном, вынужден был признать, что футбольные поля в Афганистане всего лишь спортивные площадки, не более того. Публичные казни при талибах проводились в исключительных случаях, так карали лишь за самые тяжкие преступления. Вот только об этом почему-то никто не рассказал миру.

Так же «случайно» никто не обратил внимания на цифры, которые предала гласности организация «Международная амнистия». Интересно, кто-нибудь сравнивал число казненных в Афганистане и в Америке? Сравнение оказалось бы не в пользу последней. Никто там не действовал по неведению или простодушию. Война была запрограммирована, общественное мнение должно было не только согласиться на нее - людей хотели заставить потребовать начала боевых действий. Через год после падения Кабула положение афганцев не изменилось ни на гран, несмотря на формирование марионеточного правительства: Запад не мог допустить, чтобы воцарившийся хаос связывали с так называемым освобождением Афганистана.

Хочу заметить, что никакие законы, принятые в ваших замечательных «демократических» государствах по наущению феминисток, не способны защитить несчастных жен от жестокого обращения дурных мужей. Что до положения женщины и уважения к ней - об этом можно говорить долго! Не знаю, что хуже для женщин: носить, соблюдая мусульманский закон, глухую одежду, защищающую их от преступного вожделения мужчин, или видеть женское тело, выставленное безо всякого стыда и уважения на всеобщее обозрение, как кусок мяса на прилавке, во имя отвратительного культа купли-продажи.

Моя мать, донья Эльба, - верующая католичка и прихожанка Апостольской римско-католической церкви. Я назвал Эльбой Розой мою младшую дочь - в честь ее бабушек. Став мусульманином, я сумел побороть в себе враждебность по отношению к католической церкви. В моем сердце зародилась любовь к Иисусу и Его Матери, Пресвятой Деве Марии (люди очень часто не знают, что правоверные мусульмане почитают и Сына, и Мать). Существует целая религиозная исламистская литература о Деве Марии и ее доме близ Эфеса в Турции: часть его превращена в мечеть, и женщины-мусульманки приходят туда молиться Пречистой Деве.

С матерью в Лондоне (1969)

Теологические разногласия, существующие сегодня между исламом и христианством, безусловно очень серьезны, их еще очень долго невозможно будет преодолеть. Неоспорим лишь тот факт, что все мы верим в Единого Бога. Для Господа каждый человек неповторим, а все истинно верующие - будь то мусульмане, христиане или иудаисты - составляют единую общность, конечно, если чтят Завет! В конечном счете я совершенно убежден: все, кто привержен Священному Писанию, призваны объединиться. Таково предназначение, такова наша судьба. Мы идем сегодня разными путями, но цель у нас одна.

Я очень сурово осуждаю моральный и духовный упадок так называемых «демократий» - бессильных, вымирающих, не способных распоряжаться собой, сбитых с толку, порочных и развращенных избытком материальных благ. Рабы низкопробных наслаждений, они бесстыдно предаются сексуальным излишествам, подпитывая свой мозг изображениями немыслимой жестокости, тем, что Папа Иоанн-Павел II называет «культурой смерти». Вы же настолько безумны, что позволяете вашим детям ежевечерне поглощать все эти телегнусности. Ваше общество не слишком далеко ушло от описанного в 1930-е годы Олдосом Хаксли Дивного Нового Мира, хотя вы, возможно, чуть менее бесчеловечны. Неизбежная инфантильность гибнущего социализма как нельзя лучше проявляется в общедоступных передачах, соревнующихся друг с другом в глупости. Вряд ли я излишне пессимистичен. Многие, сами себе в этом не признаваясь, постепенно приходят к тем же выводам.

Расставим все точки над i: я совершенно уверен в вырождении и упадке западных обществ, но во мне нет ни горечи, ни ненависти. Обращение в ислам помогло мне избавиться от поспешности в суждениях, сделало чувства простыми и ясными. Я просто констатирую и сокрушаюсь. Я осознаю всю громадность стоящей передо мной задачи. Вера сделала мой взгляд на окружающую действительность острее, но и принципиальнее и мягче, что, впрочем, не имеет ничего общего с терпимостью или попустительством; грань, отделяющая эти явления от пособничества - активного или же пассивного, - практически незаметна.

Терпимость кажется мне понятием подозрительным, в ней слишком много, с одной стороны, равнодушия, а с другой - склонности к самоанализу. Быть терпимым - значит сочувствовать, разделять страдания и растерянность, порождаемые неестественным и бесчеловечным миром. Вера помогла мне понять, открыть для себя и почувствовать главное: чудовищный разлом, поразивший современные страны, имеет духовное и моральное происхождение, обществами управляет развращенное меньшинство, не имеющее ни стыда ни совести. Но ведь без путеводной звезды Веры и морали любое начинание проваливается, любой человек сбивается с пути. Слова о блуждании в потемках не есть образ или фигура речи - это конкретная и сиюминутная реальность, которую каждый человек может испытать на себе, пока не найдет путь света и истины в Боге.

Нравственная чума Запада обрушилась и на развалины социализма. Я уже объяснял распад Советского Союза моральным разложением большинства его элит (рыба гниет с головы!), постепенно утративших всякий интерес к Революции. С годами идеи Революции, социализма стали для бюрократической касты, дорожащей своей властью и привилегиями, просто идеологическими клише, служащими обману общества. Крушение социалистического лагеря, переход экономики бывшего Советского Союза на рыночные рельсы, подчинение всей жизни интересам купли-продажи окончательно и бесповоротно изменили жизнь тех стран, которые Советский Союз долгое время защищал, одновременно подтачивая их устои. Руководству стран так называемого социалистического лагеря не хватило времени на выработку иммунитета против «дикого» капитализма и его последствия - «ультралиберализма». В современных западных государствах существуют (или формируются) очаги сопротивления негативным последствиям постсоветского развития России и стран Восточной Европы.

Кадр из фильма "Карлос"

Народы бывшей Советской империи заплатили дорогую цену за «открытость» политической и экономической модернизации. Сколько молодых женщин из вновь образовавшихся государств отправились на средиземноморский Запад и в страны Залива, чтобы стать там проститутками, к вящей радости набобов из нефтяных княжеств? Нефтедоллары для нефтекуртизанок… а ведь эти лицемеры с упоением карают своих женщин по устаревшему и жестокому закону шариата, и американские гуманитарные организации крайне редко говорят об этом во весь голос - речь ведь идет об их союзниках. Подобное правоприменение должно быть немедленно упразднено, поскольку дает искаженное представление об исламе.

Я был и остаюсь профессиональным революционером, солдатом, бойцом в ленинском понимании этого слова. Революция просто не могла бы свершиться без своего авангарда - борцов, которые ее планируют, готовят и начинают. Я руководил сражениями как в полевых условиях, возглавляя десантно-диверсионные группы, так и из оперативного штаба. Тем не менее, по сути своей, я скорее политик и организатор и считаю анализ соотношения стратегических и тактических, конъюнктурных и постоянных вооруженных сил оптимальным методом для определения своевременности и особенностей революционного действия, его рамок и природы, вплоть до вооруженного выступления.

Теоретизирование обратно пропорционально накалу реальной борьбы и уровню вовлеченности в него масс, однако полный отказ от него невозможен - иначе будут утрачены смысл и конечные цели борьбы. Необходимо постоянно корректировать вектор действий, исходя из краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных тактических и стратегических целей. Как верующий возвращается каждый день к Священному Писанию, а священник ежедневно читает требник, так же и политик должен постоянно корректировать свои действия в соответствии с поставленными целями. Анализ a posteriori различных ситуаций и событий лежит в основе деятельности любого политика, военачальника и революционера, планирующего дальнейший ход событий.

В четырнадцать лет я посвятил свою жизнь Революции. В январе 1964-го вступил в коммунистическую партию, но счастливо избежал искушения стать функционером и продолжаю оставаться коммунистом и непреклонным революционером. Возможно, именно эта бескомпромиссность вызывает наибольшее раздражение у моих оппонентов. Когда мне было двадцать, произошли события, коренным образом изменившие мою жизнь и определившие дальнейшую судьбу: Мировая Революция и борьба палестинского народа слились в моем сознании воедино. Признáюсь, мой политический выбор и тесная духовная связь с Палестиной еще больше укрепились после встречи с Ланой Харрар.

Борьба для меня есть синоним самопожертвования во имя избранного дела. Приняв ислам в октябре 1975 года, я не стал ни мистиком, ни святошей. Я всего лишь пытаюсь найти свет Веры и не дрогнуть в суровых жизненных испытаниях, общаясь с Богом напрямую, без посредников.

Мои коммунистические идеалы устояли во всех жизненных горестях и терзаниях, они нисколько не противоречат вере в Единого Бога. Вера обогатила и расширила мое видение мира, дав дополнительные и очень веские основания не отступать с выбранных позиций. Вера не только утвердила меня в правоте дела, которому я посвятил жизнь, но и помогла исправить многие ошибки и отказаться от неверных оценок и заблуждений. Ислам укрепил мои революционные воззрения, он очистил их, придав одновременно новое - возвышенное - значение.

Сегодня кончается моя изоляция - она длилась восемь лет и 63 дня, считая с августа 1994 года, когда суданское правительство, подкупленное на американские нефтедоллары, выдало меня DST[6].

Под изоляцией я имею в виду полное отсутствие каких бы то ни было контактов с людьми - даже с заключенными моей же тюрьмы! Позиция французской администрации явно свидетельствует об отношении ко мне не как к «террористу», но как к политическому заключенному, от которого при возможности неплохо было бы избавиться. Думаю, я сегодня единственный заключенный французских тюрем, которому запрещены свидания. Мелочность судебных властей и тюремной администрации доходит до того, что мне запрещено изучать французский язык - единственным моим учебником остается словарь.

Чего же они боятся? Что я смогу изъясняться на их языке, и хорошо изъясняться? Что поставлю в неловкое положение судей, делая по-французски неприятные для них замечания, указывая на пробелы в материалах дела, обличая недостатки в работе следователей? Чего они так сильно опасаются? Что я сделаю заявления, компрометирующие сильных мира сего, или выставлю на всеобщее обозрение непоследовательность судебной системы? Что мои аргументы камня на камне не оставят от устоявшейся системы идеологических взглядов добропорядочных мелких буржуа - этих винтиков государственной машины, которые, облачившись в судейские мантии, позволяют себе попирать ими же написанные законы? А может, они страшатся, что столь явные, вопиющие противоречия напомнят об их собственной некомпетентности и никчемности? Эти законники нарушают судебную процедуру, ущемляют мои права, боясь, что я использую язык как оружие, чтобы защищать права политического заключенного и обличать их систему, да еще подам другим дурной исламо-революционный пример.

Тюрьма для меня - это еще и семейная традиция, которой я горжусь. Я принадлежу к четвертому поколению Рамиресов и Санчесов, которых арестовывали и сажали за то, что они защищали правое дело, руководствуясь политическими идеалами. Не будем забывать, что выбор оружия нам, революционным борцам, был навязан врагом, несоразмерностью противоборствующих сил. Сегодня это называют «асимметричными» конфликтами, объясняют неустойчивым, взрывоопасным международным положением, характерным для «горячих» лет «холодной войны».

Сегодня я - политический заложник, выданный 15 августа 1994 года светским властям на летном поле аэропорта Виллакубле. Никто не убедит меня в том, что люди, организовавшие мое «изъятие» из Судана, превосходно знающие, в какой грязи барахтаются политики и сколько преступлений было совершено во имя «свободы» и так называемых «демократических» ценностей, не поступят со мной так, как поступает медиакратия, закармливающая общественное мнение описанием искупительных жертв и охотно на этом наживающаяся! Горе несчастному, осмелившемуся пойти против государственных интересов, - таков закон, правящий западным обществом, но я этот закон отвергаю.

Французские тюрьмы далеко не курорт. Больше всего мне здесь не хватает теплоты человеческого общения, возможности перекинуться с кем-нибудь хоть словом. Я читаю ежедневные газеты, книги, посвященные нашей борьбе, пишу за шатким пластиковым столиком - им заменили старый деревянный стол, служивший мне первые шесть лет заключения. В Париже я слушал «Radio Orient», смотрел новости, переключаясь с программы на программу (за телевизор администрация тюрьмы берет с меня ежемесячную плату в размере десятой части его стоимости).

транквилизаторами - иначе им не вынести ни жалкого существования без идеалов, без перспективы, без надежды, ни самих себя.

Я сижу в тюрьме, но мой разум и моя душа свободны. Тюрьма является решающим испытанием в осуществлении моего предназначения. В определенном смысле я, узник, свободнее многих и многих людей, живущих на свободе: эти рабы ложных потребностей каждый вечер накачиваются транквилизаторами - иначе им не вынести ни жалкого существования без идеалов, без перспективы, без надежды, ни самих себя.

Тюрьма подарила мне последнюю великую любовь, одарив неземным богатством. Многие могут позавидовать подобной удаче. Я живу этой любовью, яростно надеясь вернуться в самом скором времени на землю моих предков, в Венесуэлу. Но я мог бы жить и в Ливане - я люблю эту страну и ее народ. Я говорю – «жить», потому что никогда и нигде не чувствовал себя изгнанником, ни в Судане, ни за уныло-серыми тюремными стенами Сантэ и Сен-Мор, где меня пытаются еще больше изолировать от внешнего мира…

Почему Изабель? Почему я? Сегодня закон Корана, заветы Сунны и Пророка Мухаммеда связали нас до конца дней. Что сказать о подобной любви - возвышенной, бескорыстной, честной? Это чудо и тайна. Ни на одно мгновение глупое тщеславие не заставило меня поверить, будто я обязан нашей встречей исключительно собственным заслугам, потому что верю в Бога, а наши судьбы на карту жизни наносит Он один. Я остаюсь неисправимым оптимистом, ибо меня ведут по жизни слившиеся воедино идеалы и Вера. Рано или поздно я выйду из заточения, я в этом убежден, даже если, став свободным, замолчу навеки. Я закончил писать «Воспоминания» в ноябре 1992 года в Аммане. Если Аллаху будет угодно, они увидят свет через двадцать лет - в любом случае уже после моей смерти.

Я подчиняюсь воле Всевышнего. Хвала Аллаху!